озяев, пытаются даже как-то сохранить привычный порядок в опустевшем доме, но, если по-честному, все у них идет наперекосяк...

Туве Янссон была доброй сказочницей, поэтому в финале даже намекнула на возможное возвращение семьи в Муми-дол, но...

Но в том же 1970 году, когда вышла повесть «В конце ноября», у сказочницы умерла мама.

И новых книг про муми-троллей она больше написать не смогла.

Так и закончилась сказка.

Одна из самых честных и тонких сказок ХХ века, написанная женщиной, прожившей жизнь так, как хотела.

Берегись своих желаний.

аботу — от приготовления еды до обкладывания клумб ракушками.

В реальной жизни было то же самое.

Туве Янссон выросла в очень хорошей семье, где все искренне любили друг друга.

Ее отец, Виктор Янссон, был известным скульптором, младшие братья тоже выбрали творческие профессии: Пер-Улоф стал популярным фотографом, а Ларс — художником-графиком и иллюстратором. Вот они на картине Туве Янссон 1942 года «Семья», где младшие братья играют в шахматы, а старшие члены семьи понимающе переглядываются.

Но все это счастье держалось на маме.

Переехавшая к мужу в Финляндию шведка из приличной семьи Сигне Хаммарштен-Янссон была мало похожа на книжную Муми-маму.

Она, например, вовсе не ограничивала себя домом. Сигне была активной феминисткой, всю жизнь боролась за права женщин и даже являлась основательницей шведского скаутского движения для девочек.

Это, правда, не помешало ей родить мужу троих детей, вырастить их приличными людьми, всю жизнь тащить на себе дом и семью, и не просто тащить — а еще и обеспечивать!

Да, да, Сигне Хаммарштен пахала как лошадь, пока муж-скульптор годами сидел без заказов. После обретения Финляндией независимости она устроилась на полную ставку в Банк Финляндии, создавала макеты для первых финских банкнот и облигаций, и именно она была автором дизайна большинства марок нового государства, выпущенных с 1929 по 1962 год.

И при этом мама умудрилась не сточиться о быт и не изработаться, а сохранить в семье творческую атмосферу. Все эти годы дом Янссонов оставался модным местом тусовки финской богемы.

И все-таки Муми-мама — это она и только она.

Как и свое книжное воплощение, она умела сохранять самообладание в любых ситуациях. Ей всегда хватало теплоты и чуткости, чтобы понять и принять своих взрослеющих детей. И она всю жизнь по-настоящему любила своего немного бестолкового, но доброго и хорошего мужа.

Мама умела делать жизнь праздником, и у Туве навсегда остались в памяти самые счастливые дни в ее жизни — когда семейство Янссонов летом отправлялось на дачу, снятую на островах Пеллинки в Финском заливе.

В попытке дважды войти в одну и ту же реку известная на весь мир писательница в 1964 году купила себе небольшой остров Кловхарун, где построила дом. Она проводила там каждое лето вместе со своей подругой Тууликки Пиетиля, с которой они прожили вместе 45 лет.

Именно Тууликки вытащила Янссон из творческого кризиса конца 1950-х, когда Туве не могла больше писать про муми-троллей, потому что уют, веселье и приключения внутри нее закончились окончательно.

Общение с подругой помогло ей выбраться и понять, что про «мумиков» можно писать и по-другому. Результатом стала пятая книга цикла «Волшебная зима», где Муми-тролль непонятно почему прерывает спячку и впервые в жизни просыпается посреди зимы.

Но, как выясняется, зима не значит безлюдье. Муми-тролль встречает мудрую Туу-тикки, которая и открывает ему новый, незнакомый мир зимы.

«Волшебная зима» стала первой книгой про «других» муми-троллей — не играющих и веселящихся, а философствующих, постигающих и взрослеющих.

Но даже любви для счастья оказалось мало. В природе царствует чертов принцип равновесия, согласно которому, приобретая что-то, ты навсегда лишаешься чего-то другого.

Безграничное, бесконечное и безоблачное счастье детского Эдема чем дальше, тем быстрее утекало водой сквозь пальцы — безжалостно и неумолимо.

Туве всегда была умной женщиной и понимала, что она всю жизнь переплавляла в строчки счастливый мир детства, созданный мамой.

А своего Муми-дола создать так и не смогла.

Наверное, для этого надо было прожить совсем другую жизнь.

Но тут уж извините... Уже не перешить.

В четырех последних книгах про муми-троллей чем дальше, тем меньше уюта и тепла и все больше холода и зимы.

А в последней повести с говорящим названием «В конце ноября» муми-тролли вообще не появляются.

Они ушли, Муми-папа утащил их на остров с маяком.

А в Муми-доле собираются гости — от близких друзей до каких-то совсем левых персонажей. Гости ждут возвращения исчезнувших х

в своих книгах. Она действительно считала свободу одной из базовых потребностей человека, и всю свою жизнь прожила согласно исповедуемым ею принципам.

Вот только...

Вот только жизнь эта получилась не очень счастливой — поэтому тепло, уют, оптимизм и веселье первых книг вскоре начали истаивать, как снег весной.

Мне кажется, Янссон просто поняла одну не очень приятную истину и была слишком честна, чтобы умолчать и не предупредить о ней своих юных читателей.

Это очень простая истина — свобода не гарантирует счастья.

Скорее даже наоборот — они плохо уживаются вместе. Люди, выбирающие свободу, рискуют в комплекте с ней получить и привязчивое горе-злощастье из сказок, от которого потом годами не отвяжешься.

Сейчас объясню, что я имею в виду.

Для начала нам неплохо было бы разобраться — с чем же был связан этот накрывший планету тотальный всплеск свободы?

На мой взгляд — он был последствием одного глобального изменения, случившегося на планете. Одной из самых судьбоносных революций в истории.

Я про так называемую «Зеленую революцию» (Green Revolution) — послевоенный агротехнологический прорыв 1950-х – 1960-х годов, позволивший резко увеличить производство продовольствия. Людям в развитых странах впервые за все тысячелетия существования нашего биологического вида было гарантировано удовлетворение базовых потребностей.

Отсюда — последующий «взлет по экспоненте» по самым разным параметрам — демографический взрыв, технологический бум, экономический рост, научно-техническая революция...

— Ну и при чем здесь свобода? — спросите вы.

При том, что антипод свободы — вовсе не рабство.

Антипод свободы — это долг.

Обязанность, если хотите.

Чем больше человек связан обязательствами — тем менее он свободен. Потому что настоящая зависимость — она внутри, а не снаружи. И в традиционном обществе почти никто не может позволить себе свободу — по объективным обстоятельствам.

Можно пояснить на простом примере — свободы отношений.

Почему в традиционных обществах количество разводов было ничтожным по сравнению с сегодняшним днем?

Вовсе не потому, что люди были моральнее или церковь запрещала. Просто уход мужчины из семьи обрекал жену и детей если и не на смерть от голода, то уж точно на кратное падение уровня жизни. Фактически — на нищенство, жизнь на подачки. Ну не могла женщина обеспечить семью, просто не существовало в том мире социально одобряемых рабочих мест для женщин.

Многие ли мужчины согласятся взять на себя такой грех?

И так — во всем. В выживающем обществе человек опутан незримой паутиной обязательств. Мужчины, женщины, вошедшие в разум дети — все, поголовно. У каждого есть обязанности, которые ты обязан исполнить, иначе последствия будут самыми печальными. А свободы в том мире нет, и не может быть.

Когда страшный призрак выживания отступил — сеть обязанностей, опутывавшая человека, немного ослабла. Сначала, разумеется, у привилегированных слоев, а потом — и у всех остальных.

Так к людям пришла свобода. Читай — избавление от обязательств.

И люди, разумеется, были счастливы — как счастлива лошадь, с которой сняли ярмо. Понимание, что у каждой палки — два конца, а платить в этом мире приходится за все, пришло гораздо позже.

А теперь вернемся к сказкам Янссон.

В книгах о муми-троллях есть две психологические доминанты.

Свобода для всех.

И идеальный дом, где всем хорошо и уютно.

Читавшим эти сказки очевидно, что именно эти две вещи были чрезвычайно важны для Туве Янссон, и, по большому счету, составляли смысл ее жизни.

Проблема в том, что в реальной жизни эти две вещи очень плохо сочетаются друг с другом.

Чтобы обрести свободу, ты должен сложить с себя какие-то обязанности. В условиях реальности абстрактно «сложить» — нельзя. Можно только переложить их на кого-то другого.

В сказках про муми-троллей этот «кто-то» — Муми-мама.

Если называть вещи своими именами, она в сказке исполняет функцию «прислуги за все». Именно она, пока Муми-папа лежит в гамаке и пишет мемуары, тащит на себе всю эту банду, выполняя всю домашнюю р

Про муми-троллей, свободу и хотелки

Первые книги о муми-троллях, написанные и проиллюстрированные финской шведкой Туве Янссон, были встречены довольно прохладно. Но примерно с третьей книги — «Шляпа волшебника» — их популярность резко пошла в гору, причем семимильными шагами.

Думаю, не будет большим преувеличением сказать, что в 50–60-х годах мир переживал настоящий муми-бум.

В чем же причина этой популярности?

Первая и основная причина — это очень талантливые сказки.

Ни на что не похожие и абсолютно самобытные. Необычность и — главное — органичность мира, придуманного автором, вызывает искреннее восхищение. Особенно с учетом того, что населен этот мир очень разнообразными, но при этом абсолютно живыми созданиями, обаянию которых невозможно сопротивляться.
Они все очень милые и стильные — неугомонная язва Крошка Мю и фрекен Снорк с челкой и браслетиком на ноге, неунывающий Снусмумрик в шляпе и с губной гармошкой, пугливый Снифф, чудаковатый Хемуль, невозмутимый Муми-папа, хлопотливая Муми-мама, и, конечно, альтер-эго писательницы — Муми-тролль.

Атмосфера Муми-дола, где они живут, завораживает сразу и навсегда.

Это невероятно уютный мир. Очень теплый. Очень надежный.

И очень свободный.

Именно последнее обстоятельство, мне кажется, и сделало сказки Туве Янссон феноменом мировой культуры. Они идеально подошли к тектоническим переменам, происходившим с миром — и именно поэтому их популярность с годами не падала, а только росла.

Пятидесятые–шестидесятые годы двадцатого века — это торжество Свободы во всем мире. После страшнейшей в истории человечества войны, потребовавшей нечеловеческих усилий, люди получили заслуженную награду. Жизнь действительно становилась лучше, жизнь становилась веселей, жизнь становилась свободнее.

Свобода торжествовала везде.

Сексуальная революция, мини-юбки и туфли на шпильках. Рок-н-ролл, «Битлз» и Вудсток. Прорыв в космос, «Поехали!» и «Маленький шаг для человека...». Оттепель в СССР, стиляги, Солженицын, ХХ съезд и песня про черного кота. «Дети-цветы» хиппи, желающие make love not war. Китай, вырвавшийся из тени «Большого брата» и юные хунвейбины, «самая активная и жизненно важная сила в обществе», ведущие взрослых к свободе. Парижско-пражские баррикады 1968-го в Европе — тут тебе и «будьте реалистами, требуйте невозможного!», вот тебе и «за нашу и вашу свободу».

Муми-тролли идеально вписывались в этот ряд.

Мы редко об этом задумываемся, но книги Туве Янссон довольно сильно реформировали традиционную мораль сказки. Раньше одной из главных функций сказок всегда было объяснение необходимости долго и трудно работать, претерпевая тяготы и лишения, чтобы стать в итоге настоящим человеком.

Как Пиноккио, например.

Муми-тролли же уверяли своего маленького читателя — тебе не обязательно мучиться всю жизнь, чтобы стать хорошим. Можно и не изменяться, можно оставаться самим собой. В мире даже есть место, где каждого принимают таким, каков он есть.

Это место называется Муми-дол.

Там никого не отвергают. Любое разумное существо, даже будь он душнилой, как Ондатр, или просто очень неприятным созданием, как Морра, всегда может рассчитывать здесь на дружеский прием и на попытку понимания.

Там взрослые — в большинстве своем — занимаются тем, чем хотят. Пишут мемуары, собирают гербарии или рожают кучу детей вне брака.

Да что взрослые? Там даже дети абсолютно свободны в своих поступках. Если Муми-тролль и Снифф решили отправиться в большое путешествие искать комету, Муми-мама просто соберет им припасы в дорогу.

И вовсе не случайно одним из самых любимых героев этих сказок является Снусмумрик — истинный служитель и адепт свободы, который приходит и уходит, когда ему вздумается, который любит смотреть на реку, не любит сторожей и срывает таблички в парке...

Для детей 50-х, замордованных строгим протестантским воспитанием, Муми-дол казался настоящим Эдемом, царством свободы и справедливости.

И он им, в общем-то, и был.

Книги Туве Янссон столь притягательны именно потому, что сказочница очень искренна

Янссона — младшего брата и профессионального художника.

Даже вдвоем с братом они едва-едва успевали за потребностями издательства и вынуждены были рисовать всякую попсовую шнягу, вроде комиксов «Муми-тролли на Диком Западе». Там муми-папа по ошибке изобрел машину времени, которая перенесла муми-троллей во времена ковбоев, шерифов и салунов.

На пятом году семилетнего контракта художница однажды поняла, что она люто ненавидит муми-троллей и готова убить их к чертям собачьим.

И тогда она решила разорвать контракт.

Точнее — не совсем разорвать. Скорее уж — передать его Ларсу, предложив издательству перевести обязательства по контракту на него.

Но на случай, если AP не устроит это предложение, она все-таки нарисовала последний комикс про муми-троллей.

В нем психиатр, диагностировав у Муми-тролля жуткую закомплексованность, дал ему таблетку, от которой тот стал уменьшаться, превращаясь в какую-то жидкость. И хотя Фрекен Снорк успела вылить в лужу противоядие — читателям не сказали, подействовало ли оно.
Финал, тыкскызыть, остался открытым.

По счастью, убивать главного героя не пришлось — Ларса утвердили.

Он оказался покрепче сестры и рисовал муми-троллей следующие 15 лет, до 1975 года. Но после того как муми-тролли начали являться ему по ночам во сне, Ларс, как тот индийский раджа, тоже сказал: «Довольно!» — и не продлил контракт.

А Туве Янссон…

Туве Янссон получила долгожданную свободу.

И не только свободу.

Все новое быстро растет и занимает все доступное пространство

Бренд муми-троллей раскручивали матерые профи, в него вкладывались серьезные люди, поэтому раскручивали по уму и массированно, раздаивая поклонников не по-детски, продавая им весь спектр товаров и услуг, от мульт-сериалов и книг до куколок и фигурок.

Уже в 1960-е авторские отчисления за муми-троллей сделали Туве долларовой миллионершей. Янссон стала самой успешной писательницей Финляндии и могла себе позволить даже прикупить в личную собственность остров в Финском заливе.

Но странное дело — с годами популярность муми-троллей не падала, а наоборот, демонстрировала устойчивый рост.

Почему?

Об этом мы поговорим в следующей главе.

кто не вспоминал, и все были свято уверены, что цикл начинается с «Кометы». Разумеется, «Муми-тролль и комета» стала и первой сказкой Янссон, переведенной на русский язык — она вышла в издательстве «Детская литература» в 1967 году.

А вот дебютных «Троллей» даже на финский перевели только в 1990 году, на русский — в 1993-м, а англоязычные читатели вообще смогли их прочесть только в новом тысячелетии.

В общем, третью книгу — «Шляпа волшебника» — пришлось издавать по-прежнему на шведском языке (на котором написаны все книги Янссон), но в финском издательстве Schildts Förlags.

И вот эта книга, наконец, выстрелила!

Туве Янссон получила взлет тиражей, множество переводов на другие языки, заманчивые предложения от ведущих мировых издательских агентств.

А вскоре в мире начался муми-бум.

Все новое хорошо продается

Нам, привыкшим к тому, что «Муми-тролли» — это книжки, сложно понять, что для всего остального мира это не совсем так.

Для многих западных читателей «мумики» — это прежде всего герои комиксов.

Впервые комиксы о муми-троллях на шведском языке издавались в финской газете Ny Tid (1947–1948 гг.), но это было еще до «Шляпы волшебника» и громкой славы.

К тому же Ny Tid была крупнейшей в Финляндии прокоммунистической газетой, и в 1948 году читатели завалили редакцию возмущенными письмами из-за того, что Муми-папа читал мало того, что конкурирующее, так еще и промонархическое издание.

Поскольку, повторюсь, это было до «Шляпы волшебника» и всемирной славы, издательство быстро расторгло контракт и проштрафившуюся художницу выставили на мороз.

Второй заход сделало всемирно известное английское агентство Associated Press в 1953 году, после того как всемирная слава муми-троллей укрепилась «Мемуарами папы Муми-тролля».

Медиа-магнаты сделали Янссон предложение, от которого нельзя отказаться: «Чудесные существа, созданные вами, могли бы стать героями комикса, который мы желали бы печатать в нашей газете» — написали ей они.

Добрые слова плюс предложение контракта на семь лет. М-м-м…

Разумеется, она согласилась: огромные деньги и семилетний стабильный доход — о чем еще может мечтать художник, живущий от заказа до заказа?

По контракту в комиксах не должно быть смертей, не должно быть политики и не должно быть никаких непристойностей. При этом никого не смущало, что муми-тролли ходят без одежды, но вот при купании издатели попросили одевать персонажей в купальные костюмы. А потом можно было снова щеголять, как говорил Райкин, «без штанов, простите, босиком».

По большому счету, именно комиксы и прославили семейство из Муми-дола во всем мире. Курировавший этот проект Чарльз Саттон — член правления The Evening News: газеты, в которой выходили комиксы — оказался невероятно пробивным медиа-менеджером. Он сумел продать проект в огромное количество изданий по всему миру — от Гонконга и Индии до Турции и Ирландии.

На пике популярности комиксы Янссон выходили в 120 газетах 40 стран мира — и именно они сделали автора мировой звездой.

До конца контракта Туве не дотянула.

Еще когда она его подписывала, от нее отвернулись многие из ее богемных друзей левых взглядов, заявив, что она унизила себя, продавшись западной массовой культуре и подписавшись работать в жанре для дебилов, которые даже читают с трудом.

На что взбешенная художница ответила, что чаще всего и больнее всего в этой жизни человека унижает бедность, а честный труд унизительным быть не может. Даже чистка сортиров, а уж тем более — отрисовка комиксов!

Но, продавшись с потрохами на семь лет, она довольно быстро поняла, что мировой капитал никому просто так свои денежки не раздает.

За неполных пять лет Туве Янссон нарисовала для The Evening News более 10 300 рисунков — ее творческое комикс-наследие в русском издании едва поместилось в пять томов.

Она чувствовала себя выжатой, как лимон, у нее просто не оставалось сил ни на что другое. Не помогло даже привлечение к проекту привыкшего к спартанской обстановке мальчика, помогающего художнику. Нет, не Кисы Воробьянинова, а Ларса

Революция двух шведок, или Как муми-тролли захватывали планету

Все новое всегда приходит вовремя

Где-то в середине двадцатого века окончательно стало понятно, что традиционные ценности плохо справляются со своими обязанностями.

Проще говоря — в них мало кто верит. Мир очень сильно изменился, а особенно сильно его изменила Большая Война. Слишком уж много «важного» и «бесспорного» она втоптала в грязь, и люди просто не понимали — как можно дальше жить, принимая на веру старые истины, — как будто ничего не случилось?

И действительно — мир так и не смог вернуться в прежнее состояние, а людям пришлось меняться вслед за ним.

Сказкам тоже пришлось измениться.

Ничего удивительного — ведь сказки это не просто часть мира. Сказки — это все-таки инструкция по правилам жизни в этом мире, и им пришлось измениться одними из первых.

Сказки изменили две женщины.

Две шведки — шведская шведка и финская шведка. Они своими сказками разрешили детям свободу — и сделали они это почти одновременно.

Первая — Астрид Линдгрен — в 1945 году выпустила очень странную сказку «Пеппи Длинныйчулок», о которой я уже рассказывал.

Сказку, которая переворачивала с ног на голову все традиции детской литературы — поскольку рассказывала, что даже девочке не обязательно вести себя правильно.

Можно вести себя как тебе хочется — и при этом оставаться хорошей, доброй девочкой.

Вторая, Туве Янссон, в том же самом 1945 году в шведском издательстве Söderström & Co выпускает сказку «Маленькие тролли и большое наводнение» — первую из сказок о Муми-троллях.

И ничего не случилось.

Все новое часто трудно пробивается

Если «Пеппи Длинныйчулок» сразу стала невероятно популярной и принесла своему автору мировую известность, то муми-троллей поначалу просто никто не заметил.

Кстати, эти странные северные бегемотики появились на свет задолго до 1945 года. Еще в детстве на школьных каникулах их автор поспорила с братом об Иммануиле Канте и спор позорно проиграла. Кипя от злости, юная Туве нарисовала на картоне, которым был оббит их летний сортир, «самое уродливое существо, какое только смогла вообразить» и подписала: «Иммануил Кант».

Позже, правда, она переименовала существо в «Снорка».

С годами Снорк стал своеобразной подписью Туве Янссон, ставшей известной художницей и карикатуристкой. Он периодически появлялся на ее карикатурах — как вот на этой, с обложки журнала «Гарм», где он выглядывает из-за буквы «М».

Ну а имя «муми-тролли» создания Янссон получили из-за пристрастия юной Туве к «ночному дожору». Родившаяся и выросшая в богемной семье художницы и скульптора, Туве в 15 лет бросила школу, связавшись с плохой компанией, и ее от греха подальше отправили в Швецию, в Стокгольм, к дяде.

Рачительному дяде решительно не нравились ночные набеги племянницы на кухню, и он не преминул рассказать ей про живущих за плитой муми-троллях, которые могут подкрасться и дунуть обжоре в затылок ледяным воздухом. Так слово «муми-тролли» стало в семье поговоркой.

Ну а в семейство муми-тролли собрались в конце 1939 года, накануне Зимней войны.

Тогда в Финляндии все было очень-очень плохо, и Туве Янссон свалилась в депрессию. Рисунки ее уже не успокаивали, и, чтобы хоть за что-то зацепиться, она принялась сочинять историю про семейство муми-троллей, которое шарахается по свету в поисках потерявшегося папашки и смытого наводнением дома.

Правда, до издания дело дошло только через несколько лет, да и то — еле-еле удалось пристроить. Причем издатель ультимативно потребовал выбросить из названия никому не известных «муми-троллей» и заменить их просто «троллями». Начинающему автору пришлось согласиться.

Но это не помогло — книга в продаже провалилась. А после того как читателям «не зашло» и продолжение — «Комета прилетает» — шведские издатели из Söderström & Co выставили на мороз эту убыточную художницу с ее мутными «муми-троллями».

Дебютная сказка вообще оказалась самой невезучей из книг Янссон — она как-то потерялась во времени и пространстве.

О «Маленьких троллях» много лет вообще ни

Том Стоппард мертв

Только что узнал - сегодня скончался Том Стоппард.

Автор пьес «Розенкранц и Гильденстерн мертвы», «Аркадия», «Травести» и многих других, один из творцов постмодернизма, ставший классиком при жизни.

Он получал «Оскар» и ругал Лукашенко, он любил актрису Полину Агурееву и Джеймса Бонда - последнего настолько, что даже поучаствовал с создании «Бонда номер 22» 2007 года. Он получил от королевы Елизаветы II британский орден «За заслуги» и стал именоваться «сэром», а шесть лет спустя, словно таджик какой, отмывал памятник на Воробьевых горах, засратый московскими гопниками.

Он родился в Чехословакии, жил в Лондоне, а в какой-то момент обзавелся съемной квартирой в Нью-Йорке. Однажды его переводил Бродский, и итогом стало недовольство наших студентов-гуманитариев, вынужденных волею злых преподавателей читать всякую чушь про падающую орлом монетку (дальше редко кто забирается). А в другой раз его ставил Терри Гилльям, и итогом стала «Бразилия» - фильм, который киноманам полагается чтить как святыню.

Он получил «Золотого льва» на Венецианском кинофестивале как режиссер, отправил Индиану Джонса в последний крестовый поход как сценарист и заставил Ленина с Крупской плясать под комические куплеты как драматург.

Я его видел один-единственный раз - он приезжал к нам в 2006-м, представлял российскую постановку своей драматургической трилогии "Берег утопии", состоящую из трех пьес: «Путешествие», «Кораблекрушение» и «Выброшенные на берег», где в главных героях числятся Белинский и Чаадаев, Герцен и Бакунин, Огарев и Тургенев и прочие «печальники земли русской».

Я тогда не выбил себе отдельного интервью и вынужден был удовольствоваться общей конференций. И не пожалел - Стоппард был в ударе и блистал.

Он был невероятно обаятелен, рассказывая нам, что мы, русские, зря мы ищем пророков на Западе - Герцен, заранее ощущая себя ущербным дикарем, приехал за мудростью в Европу, но очень быстро понял, что он умнее и честнее тамошних борцов за свободу.

Что и сегодня в Европе никакой свободы нет - при всех разговорах люди добровольно замкнули свою свободу, по сути - сами отказались от нее: «В нашей стране нет никакой свободы, никакой демократии, они полностью растворены в бюрократических процедурах». И все потому, что люди почему-то однозначно решили, что если дать человеку свободу, он однозначно будет вести себя неправильно. Хотя никто особенно и не пытался.

О том, что Чернышевский правильно сказал - прежде чем перейти к утопии, придется пожить в условиях диктатуры, чтобы научиться жить как людям. К сожалению, мы этому так и не научились. О том, что утопии рушатся как раз в тот момент, когда на свободу вырываются страх и жадность.

Под конец 70-летний (тогда) классик вообще расчувствовался: «Мне всегда приятно сюда приезжать и общаться с вашими журналистами на пресс-конференциях, меня поражает их интеллектуальный уровень. Таких серьезных и интересных вопросов мне не задавали ни в Англии, ни в Америке. Там интересуются какой-то мелочью, пустяками, пошлостью повседневной жизни. В России же журналист видит в герое пресс-конференции равноправного участника интеллектуального диалога. Это радует, напрягает и обязывает держать планку».

После чего заявил: «Россия - это отдельная планета во вселенной театра. Я написал пьесу в подарок России, но тем самым сделал подарок и себе, получив новые знания».

Прощайте Томаш Евженович, светлая вам память. Я вам остался должен - когда-то довольно давно вы посадили в мою тупенькую тогда башку множество мыслей и сомнений, которые позже проросли.

Раньше на вопрос: "А кто это?", я неизменно отвечал: "Лучший драматург из ныне живущих".

Теперь даже не знаю, что сказать.

точку зрения Маленького Енота на окружающий мир. Если в мультфильме «Крошка Енот» в образе животного изображен маленький мальчик, то в сказке Л. Мур все наоборот: читателям-детям нужно уподобиться маленькому еноту и узнать, как живет в лесу он".

Затем, правда, уважаемая госпожа Аманбаева, представляющая Университет Оклахома-Сити, зачем-то начинает "включать политику":

"Из всех возможных вариантов, заложенных в оригинале, — от экологического мотива до скрытого намека на научную фантастику в образе «Того, кто сидит в пруду» — советские мультипликаторы делают выбор в пользу акцента на идее дружбы и «мира во всем мире». Мультфильм превращает историю про охоту и приключения самостоятельного маленького енота (классическую американскую историю о независимости и взрослении) в социалистическую утопию, в которой Крошка Енот подружился с «Тем, кто сидит в пруду», а затем стал другом со всеми другими существами на земле.

Популярная песня из мультфильма на музыку Владимира Шаинского «От улыбки станет всем светлей...» недвусмысленно напоминает об утопической идее создания идеального общества, которая предполагала наступление мира и дружбу всех народов и была активно включена в официальную советскую пропаганду 1960-1970-х гг. Судя по нынешним просмотрам мультфильма, этой идее удалось пережить распад СССР".

На самом деле мультфильм "Крошка Енот" действительно стал классикой русской культуры из-за блестящего продвижения некой идеи, но...

Но это вовсе не социалистическая идея "мира во всем мире".

Месседж "Крошки Енота" универсален для любого человеческого общества, он не привязан ни к политическому строю, ни к национальной принадлежности, ни к религиозным воззрениям.

Любой человеческий социум рано или поздно приходит к принципу "Не делай другим того, чего не хочешь себе".

Это абсолютно универсальный принцип, являющийся краеугольным камнем любой этики. Не зря он декларируется в священных книгах практически всех мировых религий:

"Не делай человеку того, чего не желаешь себе, и тогда исчезнет ненависть в государстве, исчезнет ненависть в семье". Конфуций, "Лунь юй".

"И так во всем, как хотите, чтобы с вами поступали, так поступайте и вы с ними; ибо в этом закон и пророки". Евангелие от Матфея, глава 7, стих 12.

"Не злословь тех богов, которых призывают они опричь Аллаха, дабы и они, по вражде, по неразумию, не стали злословить Аллаха". Коран, сура "Скот", стих 108.

Просто в Советском Союзе детей этой мудрости учили не с помощью священных текстов, а последством интересного мультика. А потом еще и закрепляли понимание песней Михаила Пляцковского и Владимира Шаинского.

Доступно объясняли, чо уж там. Мы, в общем, и выросли искренне убежденными в том, что...

От улыбки хмурый день светлей,
От улыбки в небе радуга проснется...
Поделись улыбкою своей,
И она к тебе не раз еще вернется.

И стесняемся уже этого немного, а все равно, где-то внутри - верим.

ентичные американские звери Толстый Кролик, Большой Скунс и Старый Дикобраз.

Да, и в советском издании тоже.

И, соглашаясь с популяризаторскими заслугами мультфильма, я все-таки обратил бы ваше внимание на два обстоятельства.

Первое. Советские мультипликаторы экранизировали отнюдь не все сказки, которые издавались. Далеко не все. Но вот хорошие и популярные книжки без внимания не оставляли. А вокруг особо популярных мультипликаторы могли даже учинить ажиотаж.

"Крошка Енот" - реально хорошая сказка, поэтому первая экранизация вышла буквально через год после выхода книги. В конце 60-х на студии "Киевнаучфильм" выпустили мультик под названием "Медвежонок и тот, кто живет в речке", он же "Ведмедик і той, що живе в річці".

На "Кинопоиске" его анонсируют так: "Медвежонок увидел отражение в речке и испугался. По совету Зайца он взял палку, но и тот, кто живет в речке, тоже взял палку... Мудрый Еж посоветовал Медвежонку улыбнуться и подружиться с тем, кто живет в речке".

Не помните такого мультика?

Тогда переходим ко второму тезису - отнюдь не каждая экранизация популяризирует книжку. Нужно еще, чтобы у мультипликаторов руки были прямые и чтобы талант приложением шел.

Сегодня бы сказали, что украинский мультфильм "Медвежонок и тот, кто живет в речке" раскручивали вполне серьезно. На озвучание в Киев были приглашены звезды самой что ни на есть первой величины - в итоге Ежик, Медвежонок и Заяц заговорили голосами Алексея Грибова, Марии Виноградовой и Клары Румяновой.

Более того - после выхода мультфильма на его основе выпустили хорошо изданную, полноцветно иллюстрированную детскую книгу.

И все - в песок.

А через восемь лет, в 1974 году, выходит дебютный мультфильм художника Олега Чуркина "Крошка Енот" - и рвет всех на британский флаг!

И вроде бы все то же самое делали!

Те же самые Клара Румянова и Мария Виноградова (плюс - Капитолина Кузьмина) на озвучании.

Та же изданная вслед за фильмом книжка из серии "Смотрим мульт - читаем книгу".

А результат получился прямо противоположный.

Мультфильм "Крошка Енот" стал, по сути, частью национального культурного кода, безоговорочной классикой и даже полвека спустя все еще собирает на YouTube какие-то заоблачные цифры просмотров. Чуркин потом снял множество мультфильмов, но, пожалуй, только «Мама для мамонтенка» смогла выйти на хотя бы сопоставимый уровень популярности.

Почему так получилось?

Я в этой серии книг уже несколько раз упоминал свою теорию о том, что для настоящей популярности зарубежная сказка должна у нас "переродится", получить русскую версию в другом жанре, но очень талантливую русскую версию. Так было с "Карлсоном", с "Маугли", с "Винни-Пухом", с "Островом сокровищ", раз уж мы о киевских мультиках - да с кем так только не было!

Очень важное и абсолютно необходимое условие - русская версия не должна слепо следовать оригиналу.

Это всегда переосмысление исходника, часто - весьма радикальное. По сути, создается новое произведение искусства со своим месседжем - идеально укладывающимся в наше культурное поле, но, как правило - не совпадающим с оригинальным.

Мультипликационный "Крошка Енот" в эту схему ложится идеально.

Во-первых, переосмысление. Меняет ли мультфильм оригинальную сказку? Да, меняет и весьма радикально. И дело не только в изрядном сокращении сказки, а также замене любовно прописанного американского леса - невнятными джунглями, американских зверей - условной обезьяной, а американских раков для еды, которых добывает маленький енот в оригинале - сладкой осокой для мамы.

Как совершенно верно замечает Сабина Аманбаева в своей работе «Советский мультфильм «Крошка Енот» (1974) и американская сказка Лилиан Мур «Маленький енот и Тот, кто сидит в пруду» (1963)» – единственном культурологическом исследовании, посвященном феномену мультипликационного фильма:

"В отличие от советского мультфильма 1974 г., оригинальная серия сказок Л. Мур имеет выраженную экологическую направленность: автор поощряет детей идентифицировать себя с животными, ценить природу и принять

"Крошка Енот" как альтернатива Библии

Кто не знает Крошку Енота? Крошку Енота знают все.

Не все, правда, знают, что Крошка Енот - американец.

Меж тем мультфильм действительно был снят по мотивам сказки «Little Raccoon and the Thing in the Pool», написанной в 1963 году американской писательницей Лилиан Левенсон, творившей под псевдонимом Муур.

На самом деле там целая длинная серия сказок - "Маленький енот и внешний мир",«Маленький енот и никаких проблем»,«Маленький енот и стихи из леса» и т. д. - но мы как-то обошлись только первой серией, без сиквелов.

В отечественную культуру Крошка Енот внедрился стараниями все той же Ольги Образцовой, жены знаменитого создателя первого отечественного театра кукол Сергея Образцова.

Я уже говорил, что, помимо театра, она еще занималась переводами с английского, причем переводила преимущественно детские сказки. Первая попытка - перевод сказок про ослика Мафина британской актрисы театра кукол Энн Хогарт - оказалась очень удачной, и ей хотелось повторить успех.

Второй шанс ей представился во время гастролей Театра Образцова в 1963-1964 гг. в США и Канаде. Сейчас в это сложно поверить, но тогда гастроли советских артистов часто действительно проходили с большим успехом, "Необыкновенный концерт" и "Божественная комедия" вызывали огромный интерес не только (и даже не столько) у эмигрантов, а рецензии (причем весьма благожелательные) выходили на страницах «The New York Times», «Time» и «Life magazine».

В США Образцовой и посоветовали встретиться и пообщаться на предмет перевода с Лилиан Муур - писательницей довольно левых взглядов, и, кстати, родившейся в семье еврейских эмигрантов из России. Ее сказка про Крошку Енота и Того, кто сидит в пруду, написанная пару лет назад, как раз была в зените славы, получив изрядную популярность в англоязычных странах.

Две женщины встретились и, судя по всему, если и не подружились, то стали добрыми приятельницами. По крайней мере, О. Образцова и Л. Муур поддерживали переписку как минимум пять лет, с 1965 по 1970 год. Образцовы очень тепло принимали Муур, когда та приезжала в Москву в турпоездку и даже помогли ей найти оставшихся в Союзе родственников и устроить с ними встречу.

Ну и, конечно же, Крошка Енот заговорил по-русски. Достаточно быстро, надо сказать - буквально через три года после своего рождения в США. Первое советское издание сказки вышло в 1966 году, а первым иллюстратором сказки стал великий Сутеев.

Книга сразу стала очень популярной, о чем Образцова и сообщала Муур в письмах.

Несмотря на то, что американская писательница с этих изданий не получала ни копейки (из-за особенностей советского законодательства, действовавших до 27 мая 1973 года), она, как и многие другие ее коллеги, тем не менее активно сотрудничала с советскими издателями.

В конце концов, если уж эти "красные" глаз на книжку положили - все равно же переведут, так что зря ругаться? И, с другой стороны - а чем плохо без каких-либо вложений получить огромную советскую детскую читательскую аудиторию?

А она действительно была огромной, только у одного вот этого издания 1974 года стартовый тираж - 300 тысяч экземпляров.

Между прочим, этот писательский альтруизм на длинной дистанции оказался весьма выгодным, в том числе и в финансовом плане. Сегодня в США сказки Лилиан Муур практически забыты и давно не переиздаются, а вот российские издатели, на радость наследникам, аккуратнейшим образом покупают и продлевают права.

Все как в песенке получилось - "поделись улыбкою своей, и она к тебе не раз еще вернется".

- Да ладно! - скажет какой-нибудь любитель поспорить. - Это частный случай. Не было бы мультика, никто бы эту вашу Лилиан Муур давно бы уже не переиздавал.

А я даже спорить не буду - безусловно, при всей популярности книги, Крошку Енота абсолютное большинство населения знает и помнит по мультику.

Будь это иначе, информация об его американском происхождении не вызывала бы такого удивления. Потому что в сказке Енотика раз за разом отправляет к пруду вовсе не Обезьянка, а аут

Краткая история дураков и бесов

Естественное состояние человека - жить дураком в принципиально непознаваемом мире.

Предок наш так жил много столетий, и твердо знал - когда начинаются неприятности, даже не пытайся понять их причину. Это бесы шалят, а их понять - не тебе, дураку, задача. Единственный правильный алгоритм действий - не отсвечивать, прикинуться ветошью, и потихонечку, по стеночке, попытаться сделать ноги - авось и пронесет. А что еще делать, если ты дурак, а мир, сцуко, опасный и все в нем - против тебя?
Когда же бежать некуда, а неприятности продолжаются, надо идти к колдуну, который понимает бесов. Он обычно советует сделать какую-нибудь глупость, и это правильно - с непонятным можно бороться только непонятным. Только так и победим.

Заблудился ты, например, в лесу, где тыщу раз ходил. Все понятно - это до тебя леший докопался и водит. И единственно верный способ - это переобуться с ноги на ногу, одежду вывернуть наизнанку, а штаны надеть "ширинкой к выходу" в прямом смысле слова. Тогда он тебя потеряет и отстанет.

Человек так жил долго, пока не настал Век Просвещения и ненадолго вывел человека из привычного состояния. Произошло это в результате соединения двух обстоятельств - государство из кожи вон лезло, чтобы загнать в головы дураков хоть немного ума (заводы стоят, работать некому, потому что одни дураки в стране), а окружающий мир все еще был бедным, с убогим ассортиментом.

В результате мир перестал быть опасным и стал, в силу своей однообразности и бедности, познаваемым. Нет, ну правда. Когда «компас школьный» стоит 35 копеек, странно как-то перед лешим заискивать. Когда в стране всего четыре марки автомобиля, стыдно как-то мужику не уметь чинить свою "ласточку". Если мохер в магазины иногда выбрасывают - стыдно не уметь вязать. Надо только башку напрячь немного – и все получится. В итоге все про всё всё понимали. И про «Жигули». И про пасики от магнитофона. И даже про оверлок.

Долго такое безобразие, конечно, продолжаться не могло. Мир стал познаваемым, а это нарушение естественного порядка вещей.

Поэтому мир нам втихаря подменили - как писал Даль, "подпустил ему бес блошку и вошку". Мир как-то незаметно, но быстро стал огромным, чрезвычайно разнообразным, предельно сложным и потому принципиально непознаваемым. Какие там пасики от магнитофона, кому сегодня вообще может прийти в голову идея разбирать источник музыки?

Все и так понятно. Лежит в кармане коробочка с проводами к ушам, в коробочке сидит покладистый бес, который играет музыку. Надо его только электричеством кормить, да бабла подгонять периодически, а то обидится. Ну и менять периодически на нового беса, не без того. Бес нынче пошел хилый и в неволе долго не живет.

Зато мы живем в Мире Побежденных Бесов.

Пусть и опять дураками.

Пы.Сы. Если вы не знаете, что такое пасики от магнитофона - вам повезло. Вы молоды и у вас вся жизнь впереди.

оссийской Императорской армии составляло около 125 рублей в месяц.

На "пятихатку" можно было купить пять свежепостроенных крестьянских домов в деревне. В губернском городе (но не в двух столицах!) - хороший деревянный, а иногда и каменный дом с мезонином и участком. В Москве и Питере - максимум небольшую, но не убитую квартиру в не самом худшем районе, там с недвигой всегда было сложно.

Про "пропить и прожрать" даже говорить не буду - утомитесь прожирать. На 500 рублей можно было купить, например, больше тонны первосортной говядины (фунт (≈0.4 кг) говядины — 15-20 копеек) или 25 000 булок хлеба (по 2 копейки за булку).

Но если говорить о более долгосрочных вложениях, то год обучения в Императорском Московском или Санкт-Петербургском университете стоил около 50-100 рублей. То есть на 500 рублей можно было оплатить полный 4-5-летний курс.

А также заиметь себе работающий небольшой бизнес (мастерскую или лавку), может быть, даже не один, так как требуемые вложения для этого составляли где-то 200-300 рублей.

И это все - на один банковский билет!

А ему дали четыре.

Но заметьте - когда в 1912 году в Российской империи вводили новые варианты банкнот, на купюре в 500 рублей был уже поясной портрет Петра I в латах, выполненный с работы голландского художника XVIII века Карла де Моора.

Ну их - этих живых художников! Одни неприятности от них.

Про авторские экземпляры ценой в деревню

В 1898 году в Российской империи впервые появился банковский билет в 500 рублей.

Это была самая большая банкнота Империи - как в переносном, так и прямом смысле: 27,5 на 12,6 см. Это как лист А4, только немного уже.

На банкноте был портрет Петра Первого, скопированный со знаменитого памятника работы скульптура Марка Антокольского.

Один из самых популярных памятников в стране, между прочим.

Что значит - в смысле? Памятники Петру Первому, использующие эту скульптуру, стоят в Петергофе и Таганроге, Санкт-Петербурге и Архангельске, Шлиссельбурге (Петрокрепость) и Астрахани. Сравнительно недавно, в 2015 году, копию скульптуры Антокольского установили в Дербенте.

Аналогов подобного географического тиражирования памятника я так сходу, пожалуй, и не припомню. Разве что некоторые скульптуры Ленина посоперничать смогут.

Любопытно, что на современной банкноте в 500 рублей - тот же самый памятник Петру, в его архангельской версии.

Но теперь-то ладно. Проблема в том, что в 1898 году, когда в России появилась первая "пятихатка", скульптор Антокольский был еще вполне себе жив.

Кстати (последний раз отвлекаюсь, честное слово), а вы знаете, что современное слово "пятихатка" - это искаженное "пятикатка" - то есть пять "кать". Да, вы правильно вспомнили - на сотенной купюре было изображение Екатерины Второй, почему ее и звали "катенька".

А купюру с основателем империи называли очень ласково - "петрушей".

Все, возвращаемся к еще живому скульптору Антокольскому, который жил тогда в Париже, и поэтому не сразу, но с большим удивлением обнаружил на самой большой купюре свою работу.

Дело в том, что российские чиновники, по своему обыкновению, накосячили. Просто в авралах, связанной с введением в Империи новых купюр, никто и не подумал связаться с автором. Ну реально! Остальных-то брали с каких-то древних картин. Изображение на сотку например, было взято с портрета «Екатерина II с аллегорическими фигурами Крепости и Истины» кисти Иоганна Баптиста Лампи (старшего) . А этот самый Лампи-старший во-первых, австрияк бусурманский, а во-вторых, помер чуть ли не во времена очаковские и покоренья Крыма.

В общем, про Антокольского тупо забыли в суете.

И Антокольский оказался в довольно сложном положении.

Что делать? Устраивать скандал?

Ага, сейчас. Покажите мне хотя бы одного скульптора, работающего с крупными формами, который бы настолько обезумел, что решился по какому-то ни было поводу ругаться с властями.

Но Марк Матвеевич (он же Мордух Матысович) Антокольский был истинным "сыном Сиона" и нашел блестящий выход.

Оцените отрывок из его письма, написанного в марте 1900 года министру финансов Сергею Юльевичу Витте из Парижа:

«… Будучи недавно в Петербурге, мне случилось видеть новые пятисотрублевые кредитные билеты с изображением портрета императора Петра I со статуи моей работы. Я был очень польщён такой честью, которая редко выпадает художникам при их жизни. Но так как обыкновенно издатели имеют любезность посылать автору известное количество экземпляров, то не будет ли ваше высокопревосходительство столь милостивы сделать распоряжение об оказании и мне подобной же любезности, которою были бы очень довольны мои кредиторы, да и я не меньше…».

Витте просьбу о предоставлении "авторских экземпляров" оценил - у него вообще было неплохо с чувством юмора.

И переслал письмо директору Экспедиции заготовления государственных бумаг князю Б. Б. Голицыну со своей резолюцией о необходимости отправки М.М. Антокольскому 4-х (прописью - четырех) кредитных билетов пятисотрублевого достоинства.

Много это или мало?

Что вообще можно было купить на "петеньку" в 1900 году?

Вообще-то даже одна такая купюра для обычных людей - это небольшое состояние.

Высококвалифицированный рабочий (например, слесарь-инструментальщик на Путиловском заводе) получал около 35-50 рублей в месяц. Учитель гимназии или начальник почтового отделения имел годовое (!) жалование лишь немногим больше - 600-800 рублей. И даже жалование полковника Р

Ремарка) обул своих трех юных "завоевательниц столицы" в остромодные тогда шпильки.
 
Что касается сказки, то автор повести "Снег отправляется в город" Татьяна Макарова была очень красивой женщиной.
 
Которой, к тому же, на момент издания сказки исполнилось всего 25 лет.
 
Поэтому нет ничего удивительного в том, что в тексте ее сказки нашлось место и "последнему крику моды", как тогда говорили.
 
(задумавшись) Интересно, а про мини-юбки в советских сказках было?

Как каблуки-шпильки в сказку попали
 
Глава про лифчик Пеппи неожиданно вызвала, как писали раньше, "живейший интерес публики". И я решил делать иногда короткие статьи, показывающие, как в сказках отражается время.
 
Это действительно очень интересная тема. Ведь время довольно часто ставит в книгах свои маркеры - даже в таких вневременных жанрах, как сказки.
 
Обычно они незаметны, но стоит только присмотреться...
 
К примеру, в прошлой главе я упомянул сказку Татьяны Макаровой - повесть "Снег отправляется в город".
 
Работая над этой главой, я перечитал сказку, и сразу обратил внимание на один эпизод. В этой книжке Снег, приняв облик человека, покидает лес и приходит в город, где встречается со своим урбанизированным коллегой.
 
И вот они сидят в кафе и обсуждают свои насущные проблемы:
 
"— Да-а-а… — жалостно протянул городской Снег, — Тебе хорошо быть таким чистым, белым, славненьким… У тебя в лесу что? Ну, лыжи разок по тебе проедут. Это даже приятно. Это всё равно, что по щеке погладят. Ну, в мягких валенках кто пробежит… А по мне… Сапоги! Ботинки!! Галоши!!! Все меня топчут! Все меня месят! Да вот ещё гвоздики…
— Какие ещё гвоздики?! — спросил лесной Снег в ужасе.
— Ну, шпильки, — пояснил городской.
— Какие шпильки?!
— Каблучки такие. Дамские. Горе моё. Да вот, смотри!
По кафе прошла девушка на высоких тонких каблуках.
Снег посмотрел и обомлел.
«Какие они высокие! — подумал он. — Какие они тонкие! Какие они, должно быть, острые! И как это, должно быть, больно!»
А вслух он ничего этого не смог сказать. Он сказал только:
— О-о-о!!
— Видал? — рявкнул городской Снег. — Страшно? — рявкнул он ещё раз торжествующе. — Вот если по тебе такое пройдёт, будешь ты бритым, будешь ты белым, будешь ты целым? Будешь или не будешь? Вот в чём вопрос! Во времена сплошной подошвы, — вздохнул городской Снег, — мне гораздо легче было. Я сейчас даже на «Журнал мод» подписался. Надо же всё-таки знать, что тебя ждёт".
 
Прочитав этот эпизод, историк улыбнется и уверенно скажет, что сказка была написана в середине 60-х годов прошлого века.
 
Почему?
 
Ну так шпильки же!
 
На пресловутой обложке "с лифчиком" к "Пеппи Длинныйчулок", с которой и начался наш разговор о "вещизме в сказках", есть еще один анахронизм, кроме бюстгальтера.
 
Дело в том, что в 1945 году, собираясь на ярмарку, Пеппи никак не могла надеть туфли на шпильках.
 
Потому, что каблуки, которые у нас называют "шпильки", а на Западе - "стилетто" (stiletto) изобрели только в начале 50-х в Италии, что, в общем, понятно по названию.
 
На роль изобретателя, как водится, имеется множество претендентов, но, скорее всего, идея сделать тонкий и высокий каблук, заменив традиционное дерево металлом, первой пришла в голову известному дизайнеру обуви Сальваторе Феррагамо (справа).
 
Потом к почину итальянцев подключились французы, в частности, Роже Вивьер - и к концу 50-х "стилетто" были уже безусловным хитом моды в Европе и Америке.
 
Немалый вклад в их популяризацию внесла Мерлин Монро.
 
Точнее - самый знаменитый эпизод с ее участием, отснятый 15 сентября 1954 года на пересечении Лексингтон-авеню и 52-й улицы в Нью-Йорке при съемках фильма "Зуд седьмого года".
 
Да, да, тот самый неловкий момент, когда воздух из вентиляционной решетки поднимает ее юбку.
 
Ну, мужчины, положим, на обувь в тот момент вряд ли смотрели, а вот зрители-женщины сразу же оценили новомодные стильные каблучки красотки.
 
Что касается СССР, то до него тонкий каблук добрался только в самом начале 60-х, причем, скорее всего - через Польшу. По крайней мере, на эту мысль наводят названия. В разных странах мира название этого каблука - производная от слов "игла", "стилет" или "шип".
 
И только в экс-СССР и Польше - "шпильки" и "szpilki".
 
В 1965 году, когда вышла сказка "Снег отправляется в город", "шпильки" были на пике популярности, они вообще стали своеобразным символом "оттепели".
 
Не случайно Владимир Меньшов, бережно восстанавливая в своем фильме "Москва слезам не верит" реалии 60-х (включая моду на "Трех товарищей"

е книг.

Задача была невероятно сложной, особенно с учетом того, что стихи Сьюза целиком построены на игре слов.

Сьюз - это вообще такой американский Чуковский. Как и Корней Иванович, он знал какое-то "птичье слово", завораживающее детей. Поэтому именно по стихам доктора Сьюза юные американцы, как правило, учатся читать.

Тем не менее Татьяна блестяще переводит два стихотворения, и... исчезает с горизонта, срывая дедлайн за дедлайном. Маргарита Алигер вспоминала, что Чуковский сильно гневался, когда Татьяна "долго не делала ничего нового".

Тем не менее, в 1974 году вышла первая книжка Сьюза в России, где были переведенные Татьяной Макаровой стихи про слона Хортона.

Ну и вообще, наша героиня как-то остепенилась. Вышла замуж, родила дочь Анастасию.

У нее начали выходить собственные книжки в стихах и в прозе. Очень тоненькие и практически все - сказки.

Их было не очень много.

Еще в 1965 году увидела свет повесть-сказка "Снег отправляется в город", вскоре вышедшая и в виде диафильма.

А в 1991 году на Свердловской киностудии по мотивам этой повести выпустят мультфильм "А снег идёт...".

Были еще сказки в стихах "Сказка о муравье по имени Муравей" и "Кот и пес", изданные в большом формате на скрепке в мягкой обложке - таких в Союзе море было.

Две серии мульпроекта про Маленького Ослика, с которого мы начали, тоже вышли в виде книжки, которая переиздается и сегодня.

Ну и несколько стихотворений, не опубликованных при жизни.

Возможно, с новыми книгами ситуация могла измениться, и наша героиня смогла бы вырасти в знаменитую сказочницу

Но новых книг не случилось - 14 марта 1974 года Татьяна Константиновна Макарова скончалась в возрасте 33 лет от острого лейкоза.

Все ее творческое наследие вместилось в один 192-страничный сборник "Тайный маленький дом", вышедший в 1980 году с иллюстрациями ее мужа, художника Сергея Коваленкова.

Вот, в общем, и вся человеческая судьба.

Не самая счастливая, но в семье Алигер ни одного счастливчика не оказалось.

Вообще-то свою жизнь человек волен прожить как угодно. Но по прошествии лет с творческими людьми вступает в действие безжалостный, но справедливый закон:

Неважно, каким ты был. Важно только, что ты после себя оставил.

Что осталось после Татьяны Макаровой?

Так, чтобы и сегодня многие помнили - два перевода Сюьза из четырех.

Это "Слон Хортон высиживает яйцо" и "Кот в колпаке" («А это вовсе и не шкаф, а это вовсе и вокзал!»).

Точно осталась песня на ее стихи из мультика "По дороге с облаками"

Всегда есть мороженое одному,
Невкусно ни мне, ни тебе, никому.
Ведь сколько на свете хороших друзей,
Хороших друзей, хороших друзей
Ведь столько на свете вкусных вещей,
Вкусных вещей, вкусных вещей.

Манная каша, ситро и ириски,
Компот, молоко, леденцы и сосиски
И просто, и просто, и просто сосиски!

Для особо въедливых любителей, типа меня - несколько хороших стихотворений, вроде заглавного в итоговом сборнике:

ТАЙНЫЙ МАЛЕНЬКИЙ ДОМ

Каждый
должен
иметь свой дом –
свой собственный,
тайный маленький дом.
И если вы согласитесь со мной,
что надо побыть иногда одной,
вы множество мест найдете кругом,
где можно устроить свой собственный дом...

Когда-то давно
у меня был дом -
собственный дом
под большим столом,
под круглым, дубовым, большим столом.
Белая скатерть лежала не нем,
и получался прекрасный дом -
с большими стенами,
с потолком!

Я там любила
книжки читать,
или играть,
или просто мечтать...
Главное -
там я была ОДНА.
И не видна,
и не слышна.
Ведь каждому -
и тебе, и мне -
надо побыть иногда в тишине,
Совсем одному.
Совсем в тишине...

________

Черт, а не так уж и мало получается.

Как говорил в одном фильме герой Олега Ефремова: "Дай бог каждому!".

И просто сосиски, или Работа над ошибками

В предыдущей главе я допустил ошибку, сообщив, что про Мафина было снято пять мультфильмов.

Слава богу, что у меня самые знающие на свете читатели - не дали опозориться, дай бог здоровья Марии Семенихиной.

На самом деле все было немного сложнее.

Сначала был мультфильм 1972 года "Заветная мечта" - о маленьком Ослике, который жил с Бабушкой и Дедушкой, и очень хотел кого-нибудь спасти.

И в итоге спас рыбу.

Этот фильм был снят по авторской сказке Татьяны Макаровой.

Потом, в 1974 году, появилось продолжение - "Все наоборот", где Ослик очень хотел стать бабочкой.

Именно в этом мультике он заколебал Крокодила, которого упорно полагал своей бабушкой.

Оба фильма делал на "Союзмультфильме" известный мультипликатор Михаил Каменецкий ("Чьи в лесу шишки?", "Бобры идут по следу", серии мультиков про самого маленького гнома, а также боцмана и попугая и многих других).

И, запуская этот проект, он явно закладывался на цикл.

Но после "Все наоборот" стало ясно, что цикла не будет - проект был закрыт.

Но это еще не конец истории.

В этом же 1974 году в Волгограде, на студии "Волгоградтелефильм" тоже решили делать мультики - а именно, экранизировать сказки про ослика Мафина Энн Хогарт. Но выпущенный ими первый блин - мультфильм "Мафин и его веселые друзья" по сказке "Мафин ищет клад" - получился из цикла "Дорогая редакция, наши дети плачут и заикаются".

Особенно творцам удались куклы. У меня тетя таких вязала. И на книжные полки усаживала.

Поэтому волгоградцам, как я понимаю, вставили фитиль, после чего они сделали новые куклы и декорации, взяв в качестве образца московского Маленького Ослика.

С новыми куклами они в 1974-75-м сняли еще два фильма по Мафину - "Ослик-огородник" и "Про паучка, с которым никто не дружил".

Ну а у юных зрителей типа меня из-за сходства ослов и практически одновременного выхода на экраны все эти пять мультфильмов слились в один цикл.

Давайте я лучше вам в качестве епитимьи и в рамках наметившийся серии "Забытые сказочники" лучше про Татьяну Макарову расскажу.

Только это будет совсем не веселая сказка.

Татьяна Константиновна Макарова — дочь известной поэтессы Маргариты Алигер и композитора Константина Дмитриевича Макарова-Ракитина.

У пары было двое детей - старший сын Дмитрий, умерший во младенчестве и дочь Татьяна.

После начала Великой Отечественной войны бывший детдомовец Константин Макаров добровольцем ушел на фронт и погиб в сентябре 1941 года в бою под Ярцевом, когда Татьяне не было и года.

Через два года после смерти мужа, в 1943 году, Маргарита Алигер родила Татьяне единоутробную сестру Марию. Отцом девочки был глава советских писателей Александр Фадеев, который тогда был женат на на актрисе Ангелине Степановой.

Я так понимаю, обстановка в семье была не самой хорошей. Татьяна в 16 лет бросила школу (и больше никогда не училась), связавшись не с самой положительной компанией "золотой молодежи". Нинель Воронель в своих весьма злоязычных мемуарах в новелле "Таня и Маргарита" представляет нашу героиню так:

"Я была потрясена ее удивительной, неправдоподобной красотой. Она была такая прекрасная, такая тоненькая и прозрачная, что казалась видением, сошедшим со старинной персидской миниатюры, но так и оставшимся в двухмерном пространстве. А кроме того, она была мертвецки пьяна. Я не думаю, что ей было тогда больше двадцати лет, но бросалось в глаза, что это состояние ей привычно, как вторая кожа".

При этом у девушки действительно был литературный талант.

Вскоре Татьяна, вслед за матерью, начинает зарабатывать на жизнь переводами. В основном она переводила поэтов стран социализма - болгарских, сербских, словенских, румынских. Особенно много перевела стихов Магды Исанос - талантливой румынской поэтессы, умершей в 28 лет.

Друг семьи Корней Чуковский, помнивший еще юношеские поэтические опыты Татьяны, однажды предложил ей перевести с английского стихи доктора Сьюза - сравнительно малоизвестного в России сказочника, о котором я уже как-то упоминал в этом цикл

принес 20 кг "вторичного продукта", но зато и стартовый тираж у нее был 1000000. Для тех, кто плохо считает нули, даю расшифровку - "1 млн экз".

Потом была моя любимая пластинка с аудиоспектаклем ("Ну почему сокровища должны хранить чудовища?").

А потом - целых пять мультфильмов, которые никто не любил, потому что они были кукольные.

А первый - "Мафин и его веселые друзья" - так еще и черно-белый с вязанными фигурками.

Потом была "Заветная мечта". Потом "Ослик-огородник" - про тыкву, в которой поселились мыши, "Все наоборот" и "Про паучка, с которым никто не дружил".

Впрочем, про "никто не любил" я, пожалуй, погорячился.

Есть такой эстонский музыкант и режиссер Март Сандер, очень популярный на Западе. Вот он, например, на приеме у королевы у английской.

Так вот, этот самый Март Сандер, 1967 года рождения, обожает рассказывать в интервью, что в детстве он просто обожал мультики про Мафина, которые делались в Сталинграде (и это чистая правда, студия "Волгоградтелефильм"). Потому что для октябрят Эстонской ССР их продублировал его любимый актер Хендрик Тоомпере-старший.

Цок, цок – по дороге прямо
И ничьи советы не нужны!
Очень, очень ослики упрямы! Очень ослики умны!

Господи, почему я до сих пор помню эту песню дословно, что за дурацкая память моя?

Полвека уже прошло, две трети жизни пробежало! Выросли давно те октябрята, внуков уже нянчат. Половина благополучно про этого ослика Мафина забыла, а оставшаяся половина - и не знала никогда, мимо прошел в свое время.

Зачем я про него пишу?

Наверное, потому, что мир вокруг нас и тогда, и сейчас делают люди незнаменитые. Мало кому известные, не вошедшие в историю и не оставшиеся в памяти народной громкими именами.

Вроде той же Ольги Образцовой, которую давно забыли, да и не знали толком никогда - ну кто из нас, положа руку на сердце, обращал в детстве внимание на фамилии переводчиков в книге?

Меж тем этой активной даме, не желавшей мириться со стезей благополучной домохозяйки и "жены мужа своего", бывшие советские пионеры обязаны не только осликом Мафином.

Именно благодаря ее усилиям они познакомились с другим сказочным персонажем, который известен действительно каждому.

Это Крошка Енот.

Но о нем - уже в следующей главе.

А я с вами прощаюсь и отправляюсь по своим делам.

Цок, цок, цок – мимо старых сосен
А травинки вслед мне шелестят:
- Тише, тише, шаловливый ослик, тише, - ножки заболят!

Актуальность песни, сцуко, растет с каждым годом.

арикмахерскую.

Там-то, среди опасных бритв и пульверизаторов с одеколоном, у "товарищей отселенных" завязался роман, который закончился свадьбой - благо актриса была не замужем, а Образцов недавно потерял жену, умершую при родах.

Он писал об этом так: "Она стала приемной матерью моих детей (девятилетнего сына и трехлетней дочери) и моим партнером по концертной деятельности. С первых же дней нашей совместной жизни Ольга Александровна стала аккомпанировать мне на рояле во время моих выступлений с куклами».

Когда в 1936 году МХАТ № 2 был ликвидирован и Шаганова осталась без работы, она собиралась, пользуясь происхождением, устроиться в цыганский театр "Ромэн".

Но муж был категорически против. Категорически!

"Цыганщину" Образцов не любил и никогда это не скрывал, достаточно вспомнить глумление над всякими "ай-нэ-нэ" в его "Необыкновенном концерте". "Молодой, озорной, незарегистрированный", ага

Тогда Шаганова решительно ушла... в кино.

И весь следующий год была занята на съемках, исполняя свою единственную кинороль - Буратино в культовом фильме 1939 году "Золотой ключик", снятом Александром Птушко. Да, этот тот самый, где "еще 10 000 ведер - и золотой ключик наш!".

Съемки были невероятно тяжелыми. Один костюм чего стоил. Как писала актриса в своих воспоминаниях «Записки Буратино»:

"Зрители и не догадываются, что маленькая деревянная остроносая куколка — вовсе не кукла, а живой человек.

Чтобы добиться этого, надо было прежде всего уничтожить человеческие пропорции. И вот на меня надели огромную маску — вернее, не маску, а целую голову из папье-маше. Глаза куклы не совпадали с моими глазами, и чтобы я могла видеть, на щеках маски были проделаны дырочки, затянутые марлей.

Необходимо было замаскировать все, что только могло бы «выдать» человека. Меня одели в деревянный, фанерный футляр, превратив в «бревнышко». На руки и на ноги натянули трико, раскрашенное под дерево, а на коленях и на локтях были наклеены чёрные бархатные шарниры. На ступни надели огромные туфли, а на кисти рук — картонные перчатки.

Получилась огромная деревянная кукла".

Вы скажете - позвольте! В фильме Буратино - максимум по колено папе Карло или Карабасу! Каким образом его могла играть взрослая актриса?

О, именно по этому поводу ленту Птушко "Золотой ключик" (как и более ранний "Новый Гулливер") изучали кинематографисты всего мира и называли режиссера "гением комбинированных съемок". Приведу только один пример, а то увлекусь и отвлекусь, я себя знаю..

Вот, например, кадр из фильма: папа Карло (Георгий Уваров) стоит на лестнице, а перед ним — маленькие Буратино, Мальвина (Тамара Адельгейм) и Пьеро (Раиса Хаирова).

Знаете, как он снимался?

Вот так.

Карло стоит на обычной лестнице, далеко от него на заднем плане - специально построенные огромные ступени, на которых тусят актеры-куклы. Надо "всего лишь" совместить оба плана на пленке так, чтобы зритель ни о чем не догадался.

Зато с Артемоном детей не обманули. Его играл настоящий пудель, точнее - пуделиха, у которой за время съемок родился сын рыжей масти, которого назвали, разумеется, "Буратино", сокращенно - Бурка.

В общем, съемки стали большим событием в жизни всех участников, не зря Шаганова и Птушко переписывались еще много лет, причем режиссер неизменно начинал письма обращением "Дорогое Буратино!".

Вообще, именитых приятелей у этой пары хватало. Другой великий сказочник, драматург Евгений Шварц в своих "Телефонных книжках" отзывался о Шагановой-Образцовой так:

"Она ушла со сцены, аккомпанировала мужу в его концертах. Черненькая, худенькая, отчетливая, энергичная, не слишком добрая, она полна энергии, переводит с французского, с английского, ведет дом, все ищет себе собственного дела".

Последствия некоторых из переделанных ею дел мы ощущаем до сих пор.

Книжка про Мафина, которого, правда, превратили из мула в ослика, была в Союзе очень популярна и переиздавалась около десяти раз - в том числе в знаменитом "макулатурном" сборнике "Забытый день рождения".

Эту книгу продавали только тем, кто

Фальшивый осел и Дорогое Буратино

Появление книжки про ослика Мафина в России - следствие корпоративной солидарности.

В середине 50-х в Лондон приехал на гастроли театр кукол Сергея Образцова. А наш великий кукольник во всех странах, где они выступали, старался встретиться со своими коллегами - благо, всякие перчаточные Петрушки, марионетки и театры теней есть практически у всех народов.

Вот и в Великобритании он поинтересовался - какие у них есть популярные кукольные труппы?

Представители принимающей стороны переглянулись, и кто-то неуверенно сказал: "Мафин?".

"Точно! - обрадованно подхватили остальные. - Вам нужен Мафин! Мафин и его веселые друзья! Во всем Соединенном Королевстве нет марионетки популярнее Мафина!".

Кукольный мул Мафин был английским аналогом Хрюши - соведущим самой популярной детской программы на телевидении ВВС с непритязательным названием «For the Children», то есть "Для детей".

Впрочем, наше "Спокойной ночи, малыши" - звучит не сильно интеллектуальнее. Создатели явно не сильно запаривались с названием, а все равно получится несокрушимый бренд.

Но я сейчас о другом. В кадре с Мафином работала актриса, певица и композитор Аннет Милс.

А вот водила марионетку за кадром (и заодно - придумывала сценарии практически всех передач) профессиональная актриса театра кукол Энн Хогарт, которая занималась марионетками всю свою жизнь. И муж ее был профессиональным кукловодом, и дочь пошла по стопам родителей. И даже театр у них был свой, семейный, он так и назывался "Куклы Хогартов". И гастролировали они не только в Великобритании, но и по всему миру. И даже в Союзе побывали - на Фестивале молодежи и студентов.

Сами понимаете, два профи, всю жизнь занимающиеся одним и тем же делом, всегда найдут - о чем поговорить. Хогарты и Образцовы очень понравились друг другу, и, можно сказать, начали дружить семьями.

А когда жена Сергея Владимировича Ольга узнала, что Энн перерабатывает в сказки сценарии передач про Мафина и издает в виде книг - она тут же выпросила несколько штук "на почитать".

От сказок Ольга Александровна пришла в восторг, и тут же призналась новым приятелям, что, кроме работы в театре, занимается еще и переводами с английского.

В общем, через пару лет после лондонских гастролей, в 1958 году в издательстве "Детская литература" вышла книга "Мафин и его веселые друзья", к которой Сергей Образцов написал предисловие.

Примерно половину сказок перевела Наталья Борисовна Шанько, жена известного артиста эстрады Антона Исааковича Шварца, другую половину - инициатор этого проекта Ольга Александровна Шаганова-Образцова.

Что? Почему у нее двойная фамилия?

Хороший вопрос. Особенно с учетом того, что вообще-то по рождению она Эрлангер.

Да, да, из тех самых Эрлангеров, "мукомольных королей" Российской империи. Но характером она пошла не в папу, Александра Антоновича, члена правления мукомольного товарищества «Антон Эрлангер и К». А в маму, Марию Владимировну, которая была театральной актрисой. Как утверждала сама Ольга Александровна, в ней всегда доминировала горячая кровь бабушки-цыганки.

Впервые на сцену девочка вышла в 13 лет, в 1917 году. После окончания Гражданской, в 21-м, поступила на актерские курсы при Малом театре, в котором служила ее мать. Тогда же придумала себе звучный сценический псевдоним - Шаганова.

С 1928 года служила во Втором МХАТе. Там же работал и ее будущий муж, но они практически не знали друг друга. Познакомились на гастролях в Донбассе при довольно интересных обстоятельствах. Для спектакля «Чудак», где играл Образцов, в одной из сцен требовалась собака. Сергей Владимирович купил себе рыжего сеттера, которого назвал Маем, и на гастроли ездил с ним. А в спектакле «Хижина дяди Тома», где участвовала артистка Шагановой, была задействована ее красавица-догиня Муза.

И вот в Макеевке обоих "собачников" безжалостно выперли из гостиницы - "У нас с животными нельзя! А куда хотите, туда и идите!". Для владельцев несчастных животных организаторы гастролей нашли только одно место - макеевскую п

но Аннет оказалась дамочкой со стальным стержнем. Впрочем, другие в том суровом мире не выживали.

На еще имевшиеся деньги охромевшая танцовщица стала брать уроки вокала и фортепиано, научилась писать песни, устроилась работать на радио, а вскоре ее даже взяли на радио BBC, где она исполняла комические куплеты и аккомпанировала другим певцам на фортепиано.

Аннет была женщиной сильной, но невезучей - и в 1942-м, возвращалась с выступления перед войсками во Франции, попала в тяжелейшую автокатастрофу, из-за которой следующие два года провела в больнице.

Тем не менее, духом она не пала ни на секунду, и, появившись в 1946 году у Энн Хогарт, сообщила подруге, что ей предложили место ведущей детской программы на набирающем популярность телевидении BBC. И все бы хорошо, но для программы с непритязательным названием «For the Children» ей нужна кукла-напарник.

Энн, которая в те годы из-за 10-летней дочери и торжества карточной системы в стране не отказывалась ни от каких подработок, с готовностью повела приятельницу в чулан, где висели не занятые куклы, включила свет и предложила:

- Выбирай.
- Этот! - ткнула в запыленного мула будущая телезвезда.
- Но у него даже имени нет... - немного растерялась Энн.
- Будет Мафином! - отрезала ведущая.

Они делали передачу вдвоем.

Аннет Милс сидела за роялем, рассказывала что-нибудь детям, играла и пела, а по крышке рояля бегал, пританцовывая, Мафин, которого "водила" оставшаяся за кадром Энн Хогарт.

Обязанности были распределены четко - Энн придумывала номера, Аннет писала песни для этих номеров и была лицом и голосом программы. Ее напарницы-кукловода было не видно и не слышно - даже свои реплики Мафин вставлял исключительно на ухо "тете ведущей".

Заканчивалась передача всегда одинаково - Мафин на прощание трогательно чмокал Аннет в щечку. Этот момент даже попал на серию марок «50 лет детскому телевидению Великобритании».

Передача пользовалась бешеным успехом, юные британцы присылали письма мешками, и вскоре на подмогу Мафину в шоу начали вводить новых персонажей - да, да, это те самые "его веселые друзья" из названия советской книжки.

Правда, нравы в Британии тогда были совсем-совсем другие, поэтому список этих друзей Мафина сегодня может довести до инфаркта половину приверженцев общественного движения "Black Lives Matter".

Вот он, у меня секретов нет, слушайте детишки:

Пингвин Перегрин
Страус Освальд
Попугай Поппи
Щенок Питер,
Тюлениха Селли
Червячок Вилли
Овечка Луиза
Кенгуру Кэтти
Жираф Грейс
и...
негритята Волли и Молли.

Всей компанией они в телевизоре, конечно, практически никогда не появлялись. Обычный расклад - за роялем Аннет Милс, на рояле 2-3 персонажа, не больше.

"Водили" друзей оставшиеся члены семейства Хогартов - муж Ян и подросшая дочь Салли. Вот семейство в полном составе.

Шоу с Мафином и его друзьями продержалась на телевидении девять лет, с 1946 по 1955 годы, всего в эфир вышло около 300 выпусков.

Вышло бы и больше, но в 1955 году бессменная ведущая Аннет Милс умерла от сердечного приступа в больнице после операции по удалению опухоли головного мозга.

После ее смерти руководство BBC приняло решение закрыть передачу.

В магазинах еще продавались лицензированные игрушки Мафина и его друзей, выходили пластинки, игры, книги, представляющие собой новеллизированные сценарии Энн Хогарт. Мул Мафин, разумеется, продолжал выступать на гастролях семейного кукольного театра Hogarth Puppets...

Но популярность резко пошла на спад и вскоре Мафина практически забыли, изредка вспоминая лишь как своеобразный символ первых лет британского телевидения. Именно в этом качестве, к примеру, он появляется в сезоне "Доктора Кто" 2006 года в серии The Idiot's Lantern, герои которой попадают в Лондон 1953 года...

Но, теряя популярность на родине, Мафин и его веселые неполиткорректные товарищи неожиданно начали набирать известность совсем в другой стране - Союзе Советских Социалистических республик.

Но это уже совсем другая история.

Мафин и его веселые неполиткорректные друзья

Маленьким принцем и Пеппи Длинныйчулок список сказочных героев, родившихся в сороковые годы, отнюдь не исчерпывается.

В 1946 году на свет появился ослик Мафин, про которого я в детстве читал вот в такой книжке и слушал вот на такой пластинке.

Да, да, на той самой, с песнями Ю. Буцко на стихи А. Вилькина, который одновременно являлся и режиссером этого выдающегося, по моему октябрятскому мнению, аудиоспектакля.

По крайней мере, цитаты и песни оттуда намертво застряли в моей башке, и хранятся там больше полувека. Это и "клад под дубом, клад под дубом", и "ну почему сокровища должны хранить чудовища", и, пожалуй, самое актуальное в наши трудные дни "а сегодня воскресенье, и свободен целый день я!".

При этом про самого Мафина я не знал ничего, кроме того, что было написано в книжке.

Подозреваю, что и вы тоже.

Тогда слушайте - поделюсь своими открытиями.

Во-первых, Мафин не ослик.

Я не шучу.

Мафин - мул.

Это его в Советском Союзе записали в ослики, хотя даже на "рисунках английских художников" в советской книге хорошо видно, что на осла Мафин не очень похож.

Лошадиного в нем гораздо больше, чем ослиного, и это жжжж неспроста.

Особенно в оригинале - а изначальная кукла Мафина выглядела вот так.

Так что - да, мул.

Во-вторых, Мафин - первая телезвезда в этой книжке.

В смысле - первый сказочный герой, которого сделало популярным телевидение. Наш ослик-мул был одним из первых звезд легендарного BBC в те годы, когда оно показывало свои передачи на экранах размером с почтовую открытку.

Мировую популярность ему обеспечили две сильные женщины, поэтому я перехожу к третьему открытию.

В-третьих, автор "Мафина" Энн Хогарт - не писатель. По крайней мере, она сама никогда себя писательницей не считала.

Маргарет Энн Гилдарт Буссел (урожденная Джексон), более известная под сценическим псевдонимом Энн Хогарт, была актрисой кукольного театра.

Четвертый ребенок в семье, ранняя смерть матери, не очень сытое детство... Девушка мечтала об артистической карьере, но сначала закончила курсы секретарей - на всякий случай.

Вдруг артистическая карьера не заладится.

Заладилась, но не совсем туда - вместо драматической актрисы Энн стала кукловодом. Работая в кукольном театре, она познакомилась с парнем-коллегой, а в 1933 году вышла за него замуж. Вместе с мужем Яном Бусселом, также взявшем сценическую фамилию Хогард, они создали театр "Куклы Хогардов", отличавшийся широчайшим диапазоном - в репертуаре были оперетты, танцы, поэзия, пьесы Шекспира и варьете.

Звучит круто, но в реальности денег театр практически не приносил, поэтому выступления были редки, а в реальности Энн с мужем хватались за любые "елки".

В 1933 году появился Мафин, который, правда, еще не имел имени.

Марионетка маленького деревянного мула была сделана для номера, где клоун пытался учить его различным трюках, но упрямый безымянный мул всячески сопротивлялся дрессировке. Особого успеха номер не имел, и вскоре мул отправился на гвоздик в чулане, где и провисел больше десяти лет.

В 1936-м у Хогардов родилась дочь, и муж устроился на подработку - стал директором Шеффилдского репертуарного театра. Опять-таки - звучит круто, но в реальности Ян в основном занимался распространением билетов, рассаживанием зрителей по местам, а в некоторых спектаклях был задействован в качестве кукловода.

Потом началась война, мужа мобилизовали, и пока он воевал во флоте, Энн изо всех сил крутилась одна. Было тяжело, но дочку она вытянула.

А потом война закончилась, и случилась приятная неожиданность.

Однажды на пороге квартиры Хогардов появилась Аннет Милс - старая приятельница Энн.

Красотка, потерявшая жениха в Первую мировую, когда-то была очень популярной танцовщицей, первой, кто познакомил Великобританию с американским чарльстоном. Увы, слава оказалась недолгой - Аннет вынуждена была оставить профессию после того, как неудачно сломала ногу, упав со сцены на гастролях в Южной Африке. Многие после таких сюрпризов судьбы ломаются и спиваются,

нальную графику и побежит выставляться и продаваться - пока на Западе мода на все советское.
 
К чему я это все рассказываю?
 
К тому, что если тебе что-то не нравится - это не значит, что все вокруг дураки. Может, ты просто что-то недопонял.
 
К тому, что разнообразие всегда лучше разнообразия. Поздние "Веселые картинки" были плохими не потому, что слонов с перьями рисовали, а потому, что кроме слонов и им подобных, там больше ничего уже и не было.
 
К тому, что истина всегда где-то посередине. И к ней надо идти осторожно, внимательно балансируя.
 
Чтобы не свалиться ни в академическую скучную неразличимость, ни в современную халтурную яркую всратость.
 
Сейчас, кстати, опять все идет к унификации, как при Сталине - современным иллюстраторам издатели конкретно так выкручивают руки, заставляя рисовать попушистее и поутипусечнее - потому что книжки с ми-ми-ми-картинками хорошо продаются.
 
Но это, впрочем, уже совсем другая история.

академическому рисунку, начинает искать свой стиль. И в течении жизни он может меняться, иногда - до неузнаваемости.
 
Ранний Владимир Сутеев тусил с авангардистами и был намеренно "криворук". Для примера покажу пару его иллюстраций к пьесе-шаржу Г. Лорцева "Загвоздил" из журнала "Пионер" № 2 за 1926 год.
 
Но это 20-е. Когда начали закручивать гайки в сторону "обязательного академизма", художник ушел из детской иллюстрации в мультипликацию. И только после войны, в 50-е, уйдя из мультипликации, Сутеев вернулся в детскую иллюстрацию - и вернулся с совершенно новым стилем.
 
Практически мгновенно снискав славу одного из лучших детских иллюстраторов страны.
 
От унифицированного реализма отказались в конце 50-х - и детская иллюстрация мгновенно расцвела десятками уникальных мастеров.
 
Да, иллюстрации Калиновского, Токмакова, Пивоварова, Митурича не так легки для понимания, как иллюстрации Сутеева. Но не было бы этих "криворуких" - не было бы и Владимирского с Мигуновым и Чижиковым.
 
Потому что тогдашние власти упрямо тащили "просветительскую" функцию, реализуя идею, которая сегодня вызывает только смех. Они действительно верили, что народные массы не только можно, но и нужно образовывать. Развивать у него художественный вкус.
 
Именно поэтому по телевизору транслировали классическую музыку, хотя Брежнев с Сусловым тоже наверняка догадывались о том, что Пугачева с Леонтьевым сто пудов соберут у экранов гораздо большую аудиторию.
 
Именно поэтому в детскую иллюстрацию намеренно пускали художников, работающих в самых разных стилях - единственным критерием были талант и профессионализм. В итоге советские иллюстрации, по сути, были кратким пособием по стилям и направлениям мирового искусства. И дети - по крайней мере, многие из них - догадывались, что мир, пропущенный через разные головы, может оказаться на бумаге очень разным.
 
Но это же и есть самое интересное.
 
Да, разумеется, любое благое желание можно довести до абсурда.
 
Именно это и произошло, когда в детскую иллюстрацию ломанулись "пересидеть и подработать" советские представители "современного искусства".
 
Да, некоторые из них, вроде Булатова и Васильева, честно (и даже великолепно) работали для детей.
 
Но большинство - откровенно халтурило.
 
Приведу один пример, чтобы было понятно. Вот эту работу раннего Лемкуля из того же "Пионера" я обычно показываю, когда рассказываю про авторский стиль.
 
Это вторая страница стихотворения "Капитан".
 
Рисунки абсолютно академические, но и абсолютно безликие. К примеру, этот корабль мог нарисовать любой художник с классическим образованием.
 
А вот другой лемкулевский корабль, но уже более поздний, из иллюстраций к "Почте" Маршака.
 
Оба нарисованы профессионально, но позднего Лемкуля уже ни с кем не перепутаешь.
 
А вот теперь акцентируемся на другом - оба рисунка нарисованы профессионально. Пропорции на втором нарушены, но это, как в анекдоте, "не баг, а фича", это стиль.
 
А вот посмотрите на рисунки к стихотворению "Твои защитники" в журнале "Веселые картинки", сделанные в 80-х.
 
Это советский, а ныне американский художник, будущий классик актуального искусства, один из создателей московского концептуализма Илья Иосифович Кабаков. Да, да, тот самый, чьи работы «Жук» ($5,8 млн, 2008) и «Номер люкс» ($4,1 млн, 2006) являются самыми дорогими из когда-либо проданных произведений современного российского искусства.
 
Это, дети, называется "халтура".
 
Просто, извините, всратые рисунки, сделанные левой ногой "на отвяжись" чисто за-ради денег. Ну нарисовалась у Кабакова ракета малость кривой - ну не заставлять же уважаемого человека перерисовывать? Дошкольникам сойдет!
 
В итоге насаждаемое разнообразие стилей переродилось в кормушку для своих, халтуру и вседозволенность.
 
В рогатых слонов с павлиньими перьями в заднице, как на обложке "Веселых картинок" № 12 за 1989 года.
 
Автор работы - художник Евгений Ревяков, который буквально через пару лет, как и большинство пригретых журналом "современных художников", бросит книжную и жур

Это очень высокий профессионализм.
 
Кстати, рисовать в классическом смысле этого слова Калиновский, как и Токмаков, умел прекрасно. У него было очень хорошее профессиональное образование, сначала — Московская средняя художественная школа, в этот интернат для одаренных детей махачкалинского школьника Гену Калиновского пригласили после победы на конкурсе рисунков в газету «Пионерская правда» с работой «Гибель Нибелунгов». А после школы он блестяще закончил отделение книжной графики Суриковского художественного института.
 
Между прочим, в молодости Калиновский много лет работал штатным художником журнала "Физкультура и спорт". Где, сами понимаете, у него были все возможности отточить "классику" и знание анатомии.
 
Но тем не менее - вот.
 
Да что Калиновский?
 
Практически все "криворукие" художники моего детства умели рисовать нормально. Причем умели профессионально. Самоучки без образования типа Генриха Валька, были тогда редчайшим исключением. К книгам для детей допускали только людей с профильным образованием, причем у большинства было даже не училище, а "вышка".
 
Нелюбители "каляк-маляк" наверняка скажут - вот и пусть бы рисовали нормально! Детям рисуй нормально, а всякое творческое самовыражение - иди, вон, к себе в мастерскую, там хоть черта лысого рисуй и продавай потом дуракам, которые эту мазню купят.
 
А я вам так скажу - в нашей истории был период, в сталинские годы, когда и власти думали точно так же. И поэтому в детской иллюстрации разрешался только беспримесный реализм.
 
Почти все "криворукие" (а также не "криворукие") художники моего детства в молодости рисовали, как говорится, "нормально".
 
Был, например, такой художник - Федор Лемкуль. Рисовал он обычно вот так, это его иллюстрации к "Дяде Степе".
 
А это - журнал "Пионер", № 2 за 1951 год. На второй странице - иллюстрация Федора Лемкуля к стихотворению Инны Кульской "Суворовец".
 
Абсолютно академический рисунок. Вот другие его иллюстрации из этого же номера.
 
Сразу видно, что в сталинские годы в Московском государственном полиграфическом техникуме (а именно его закончил Лемкуль) учили на совесть. Руку ставили.
 
Вот это - рисунки того самого Леонида Владимирского, который был для меня, маленького, эталоном хорошего детского художника.
 
Но во время торжества концепции "иллюстративного реализма" он рисовал совсем по-другому. Вот вам иллюстрация Владимирского на обложке журнала "Знание-сила" № 12 за 1953 год.
 
А вот - его иллюстрация к фантастической повести Обручева "Земля Санникова", М.: Географгиз, 1955 г.
 
Генриха Валька мы помним примерно по вот таким детским иллюстрациям.
 
Или вот - обложка к "Баранкину". "Незнайку на Луне" даже вспоминать не буду - кто не помнит картинки в "Незнайке на Луне"?
 
А в сороковые молодой фронтовой художник Генрих Оскарович Вальк рисовал вполне традиционно.
 
Я думаю, все уже поняли - к чему я веду.
 
Да, это все прекрасно, никаких кривых рож, профессиональные люди рисуют детям качественные рисунки - но детям скучно.
 
Потому, что все рисунки получаются ОДИНАКОВЫЕ.
 
Невозможно угадать - какую картинку нарисовал Владимирский, какую - Лемкуль, а какую Вальк. Ранние иллюстрации Ивана Семенова невероятно похожи на ранние иллюстрации Валерия Алфеевского - потому что в стране был принят именно такой стиль иллюстрирования для детей. Все рисовали под этот стиль, все. Вот семеновская "Веселая семейка" 1949 года.
 
Внутри - вот такие иллюстрации.
 
И только потом - когда концепцию "безальтернативного реализма" сменила политика "пусть расцветают сто цветов" - проявился неповторимый семеновский стиль.
 
Или вот.
 
Открою маленькую тайну - наблюдать одинаковые картинки в книгах скучно было не только детям.
 
Художникам было невероятно тоскливо их рисовать. Потому что формула любого творчество чрезвычайно проста - это мой взгляд на мир.
 
Мой, понимаете? Искусство - это мир, пропущенный через мои глаза, голову и руки, как свет через призму. И только мне решать, что должно быть на выходе.
 
Именно поэтому любой художник, научившись

О криворуких художниках детской книги
 
Иллюстрации Льва Токмакова к "Пеппи Длинныйчулок" в предыдущей главе вызвали большой спор - нужно ли детям такое искусство?
 
Люди, которым такие иллюстрации не нравятся, писали примерно следующее:
 
"Что касается высокодуховных рисунков Токмакова и прочих — они в каком-то смысле ещё хуже. Иллюстраторы самовыражались за счёт детей, которым эти каракули в лучшем случае непонятны. Тут же всё просто, иллюстрация в детской книжка обязана помочь ребёнку связать текст и реальность. Вот эти четыре линии и три кляксы на на обложке и есть Пеппи, про которую ребёнок читает. Хорошо помогли ребёнку, спасибо.
 
Понятно, что большого вреда от таких картинок нет — ребёнок их просто проигнорирует как визуальный мусор, но хвалить тут совершенно нечего".
 
Честно скажу, когда я был маленький, я рассуждал примерно так же.
 
Ну, не столь радикально, конечно - все-таки любые иллюстрации лучше, чем отсутствие иллюстраций. Даже "каляки-маляки". Иллюстрация - это бонус к тексту. Их можно было порассматривать - хотя бы ради интереса. Бонуса, конечно, может и не быть, но с бонусом лучше, чем без.
 
Но в целом я, как любой нормальный ребенок, разумеется, хотел бы, чтобы во всех книжках были иллюстрации Сутеева. Или Мигунова. А еще лучше - Владимирского. Который "Волшебник Изумрудного города". Вот это действительно - крутые иллюстрации.
 
А эти каляки-маляки - фигня! Иллюстрации должны быть 1) похожими и 2) красивыми. А эти художники, как этот Токмаков, сами, небось, рисовать не умеют, вот и рисуют в стиле "палка-палка-огуречик".
 
В свое оправдание могу сказать, что мне было примерно восемь-девять лет.
 
И я не понимал многих вещей, которые я уже понимаю сейчас, будучи взрослым и поработав, в том числе, в издательствах.
 
Во-первых, я не понимал, что иллюстрация - это не свободное творчество. Это не так, чтобы художник что захотел - то и нарисовал.
 
Самовыражаться художник будет у себя дома, в мастерской. А иллюстрации - это всегда заказ. Думаю, вам уже не надо объяснять, насколько противный народ эти заказчики? Заказчик - во все времена и при всех режимах - ставит условия. Иногда - весьма жесткие.
 
Для книжки про Пеппи явно был заказ был на иллюстрации для офсетной печати, а это уже накладывает на художника жесткие ограничения по цвету и графике. Советский офсет - это значит, что бумага будет самая дешевая, практически газетная - поэтому иллюстрации должны быть в один, максимум в два, как "Пеппи", цвета. И рисовать придется без мелких деталей - они на такой бумаге расплывутся нахрен.
 
Разумеется, любой художник предпочел бы работать на полноцветную печать на мелованной бумаге, под которую делались иллюстрации Владимирского. Но, пардон, наши желания не всегда совпадают с нашими возможностями. Заткнись, и рисуй на что подписался.
 
На мой личный взгляд, Токмаков условия заказчика отработал очень хорошо. Кстати, любой профессионал вам скажет сразу, что у художника, отрисовавшего "Пеппи" - академическое образование (Токмаков закончил "Строгановку"). Это очень видно - по композиции, по сочетанию цветов - по всему.
 
И, самое главное - они передают дух книги, такие же хулиганские.
 
Но вернемся ко мне, маленькому.
 
Когда мне было лет десять, я сделал одно из самых важных открытий в своей жизни.
 
Я сам, без помощи взрослых, своим собственным умом понял - что МОЖНО РИСОВАТЬ ХОРОШО, НЕ РИСУЯ ПОХОЖЕ. Нарушая рамки реальности.
 
Как сейчас помню, меня осенило на книжке Юрия Коваля "Пять похищенных монахов", конкретно — вот на этом рисунке. Та же самая байда, кстати - офсетная печать, бумага - дерьмо и в две краски.
 
Скажите, пожалуйста, вам понятно, о чем думает в данный момент пес Матрос? А Вася Куролесов? А капитан Болдырев?
 
Нарисовано вроде бы тяп-ляп, посмотрите хотя бы на штаны Васи. Но это не тяп-ляп. Совершенно точно - не тяп-ляп.
 
Здесь подлинных эмоций больше, чем на многих "гладеньких" иллюстрациях. Все три персонажа на рисунке — абсолютно живые, причем характер каждого дан буквально несколькими штрихами.

емена, ответственность».

Наверное, поэтому же многие из этого поколения искренне дружили друг с другом всю жизнь - что не очень часто встречается у творческих людей. Как мне признавалась Ника Гольц: "Когда мне нужно нарисовать какую-нибудь французскую средневековую прялку, я иногда, пользуясь привилегиями "единственной девочки", звоню Толе Иткину. Толя знает все, Толя нарисует и пришлет".

Сегодня это поколение художников практически ушло, остались самые стойкие - 95-летний Анатолий Елисеев, 94-летний Анатолий Иткин, 92-летний Эрик Булатов...

Старенькие уже все.

Как на этом фото: художники детской книги Анатолий Елисеев (слева), ушедший в позапрошлом году Николай Устинов и Анатолий Иткин (справа) в Российской государственной детской библиотеке.

Дай бог им здоровья - что тут еще скажешь?

А ушедшие...

В последнем поэтическом сборнике Льва Алексеевича Токмакова «Глаза бессонниц» заглавное стихотворение начинается такими строчками:

Уезжают люди на троллейбусах —
Остается номер телефона.
Улетают люди самолетами —
Остается их почтовый адрес.
Человечество может спать спокойно:
Память упакована в бумажку.

Память об ушедших детских иллюстраторах действительно "упакована в бумажку" - в картинки на бумажных листах. Спрятана под картонными обложками книг.

И нет, наверное, лучше места для хранения.

Память упакована в бумажку

Когда-нибудь о 60–80-х годах XX века историки культуры будут рассказывать как о золотом веке отечественной детской иллюстрации, восхищаясь – насколько много было блестящих мастеров, как нереально высоко стояла планка.

Меня долго занимал вопрос – откуда взялось это великое поколение?

Почему они однажды пришли — все сразу, причем не один, не два, не десять даже – а целая плеяда мастеров в самом честном смысле этого слова.

И каждый – уникален и неповторим.

Спутать Калиновского с Иткиным, Сергея Алимова с Никой Гольц, Скобелева и Елисеева с Булатовым и Васильевым, или Чижикова с Владимирским не получится и у самого эстетически отсталого дикаря.

Они были - разными.

Очень разными.

И поэтому каждый ребенок быстро понимал, что взгляд художника уникален, что искусство - это умение показать мир по-своему, а не так, как нравится большинству.

Сегодня картинки в детских книжках все чаще - одинаковые. Да, они яркие, милые и пушистые. Но одинаковые. Потому что издатель понимает - "ми-ми-ми" точно продастся. Авторский стиль - не факт.

А тогда все было разным. Взять, к примеру, рисунки Льва Токмакова.

Сегодня они могут нравиться или не нравиться, но когда я был маленьким, у меня была книжка.

Книжку написала великая, как я сейчас понимаю, сказочница Астрид Линдгрен, перевела ее замечательный переводчик Лилиана Лунгина, а называлась она «Пеппи Длинныйчулок» — именно так, в два слова.

Книгу я обожал и зачитал просто в труху. Причем обожал не только из-за текста – в книге были совершенно роскошные цветные картинки с уведомлением: «Рисовал Лев Токмаков».

И я, еще не умея читать, рассматривал их столько, что со стороны, наверное, напоминал зависший компьютер.

Прошло очень много лет, книжку ветер перемен давным-давно унес куда-то вслед за детством.

Пришлось ее несколько лет назад покупать у букинистов заново — уже своим детям. Как же я был поражен, когда увидел, что иллюстрации-то были не цветные, а черно-белые, просто с добавлением оранжевой краски.

Теперь-то я знаю об этой работе Токмакова гораздо больше себя девятилетнего. Знаю, что Токмаков, прочитав, был по-настоящему очарован этой сказочной раскованностью автора и поэтому решил, что и иллюстрировать надо так же – не техникой, а чувством, на кураже, на импровизации.

Поэтому рисовал не как обычно, с карандашными набросками, а сразу набело, рапидографом прямо на бумаге.

Знаю, что покупатель виллы «Курица» в книжке – на самом деле большой друг Льва Алексеевича писатель Юрий Казаков, который в то время просто замучил всех рассказами о своем желании купить дачу в Тарусе, вот художник и не удержался от дружеской подначки. Знаю, что бархотки на шеях респектабельных дам уже на готовой иллюстрации пририсовала Ариадна Эфрон, дочь Марины Цветаевой.

Все знаю. Но до сих пор не понимаю – как?

Как он сделал так, что в памяти третьеклассника из маленького южного городка трехцветные рисунки остались цветными?

Откуда вообще взялась эта "новая волна" иллюстраторов в 50-60-е?

Почему это поколение умело своими рисунками не просто заинтересовать нас, маленьких, но и объяснить своими работами иногда не самые простые вещи?

Я долго донимал этим вопросом знакомых художников, пока один из этого поколения, Анатолий Елисеев, надолго задумавшись, не ответил: «Знаете, наверное, все-таки дело в том, что мы – дети войны. Мы… ну, в общем, мы рано много чего увидели и хлебнули - от недоедания и перешитой после взрослых одежды до дворовых драк в приблатненной в 40-е Москве. Поэтому, наверное, и стараемся всю жизнь сделать мир ярче, лучше... Волшебнее».

Вот почему я совершенно не удивился, когда в одном из интервью Льва Токмакова прочитал в ответ на традиционный вопрос о необходимости детскому художнику оставаться ребенком:

«Хотя иногда говорят, что детство у всех одинаковое, наверное, не следует забывать, что мое детство пришлось на предвоенные и военные годы. У нашего поколения к традиционным детским интересам добавлялась более высокая, чем в другие вр

»

Выглядело это примерно вот так, как на рисунке Н. Жукова из книжки "Давайте познакомимся", где изображены брат и сестра в лифчиках.

Мальчики носили лифчики лет до семи - после этого будущему мужчине торжественно выдавали брюки на смену коротким штанишкам - и от чулок отныне он был избавлен.

Девочкам было сложнее. Когда они входили в разум, некоторые прогрессивные родители могли избавить их от лифчика, перешив пуговки для чулочных подвязок на трусы - как вот на этой иллюстрации к "Маше-растеряше" художника Генриха Валька.

Но все эти изыскания потеряли смысл в 1960-е, когда для взрослых и детей изобрели колготки.

Да, да, те самые, советские трикотажные, детсадовские, с растянутыми коленями и попой.

И миллионы - я не утрирую - миллионы мам выдохнули и благодарно перекрестились.

Слава тебе господи, не надо больше всю эту сбрую на ребенка ежедневно навьючивать!

Но Пеппи в 1945-м до этого было еще очень и очень далеко.

Поэтому - лифчик!

Подвязки!

Ну и - длинные чулки.

Фамилия обязывает.

Лифчик Пеппи

Представляю вам одну из обложек к книге "Пеппи Длинныйчулок".

Люди, читавшие книгу, без особых проблем назовут и эпизод, который иллюстрирует этот рисунок художника Михаила Бычкова.

Это Пеппи собирается на ярмарку:

"— Ну как я вам нравлюсь? Хороша, да?
Да, с этим Томми и Анника не могли не согласиться. Пеппи подвела брови углем и намазала красной краской ногти и губы. На ней было платье до пят, с большим вырезом на спине, в котором виднелся красный лифчик. Из-под платья торчали ее огромные черные туфли, но и они выглядели празднично: Пеппи приделала к ним зеленые помпоны — Пеппи носила эти помпоны в особо торжественных случаях.
— Я считаю, что, когда идешь на ярмарку, надо выглядеть как настоящая дама, — заявила она и пошла по дорожке, подражая, насколько ей это удавалось в ее огромных туфлях, походке городских модниц. Она придерживала край волочившейся юбки и каждую минуту произносила не своим голосом, явно подражая кому-то:
— Очаровательна! Просто очаровательна!".

Внимание, вопрос - какую ошибку допустил художник?

Те, кто знают - молодцы!

Тем, кто нет - рассказываю.

В комментариях к предыдущей главе мои почтенные читатели обсуждали реплику одного из них - хорошего писателя Александра Рудазова:

"И вообще, если уж переводить "правильно", девочку должны звать Пиппи Лонгстрюм, а не индейской кличкой Длинный Чулок. Это в тексте нигде не обыгрывается, шуток на этом никаких не завязано. Автора книги же зовут Астрид Линдгрен, а не Астрид Липовая Ветвь".

Обсуждение было довольно бурным.

- Да там и про чулки-то практически не говорится! - горячился кто-то. - Пару раз упоминается, что у нее один черный, а второй - коричневый и все!

- Да там много про чулки! - спорила с ним продвинутая дама. - И подвязки она периодически поправляет! И лифчик несколько раз упоминается!

На слове "лифчик" до меня, наконец, дошло! Потому что лифчик на обложке действительно совсем не тот!

На обложке бюстгальтер- который 9-летней девочке нафиг не нужен. По крайней мере - в 1945 году, когда до акселерации оставалась пара-тройка тысячелетий.

Пеппи носила не бюстгальтер, а лифчик.

Я понимаю, что у вас перед глазами уже встает Виктор Сухоруков в роли старшего брата со своей знаменитой репликой.

А вы послушайте отрывок из детского рассказа "Трудный вечер" писателя Артюхова, написанного в 1956 году.

«… Узелки пришлось распутывать при помощи ногтей и зубов… но как снять лифчик, когда пуговицы сзади? Алёша попробовал дотянутся рукой и расстегнуть верхнюю пуговицу, потом нижнюю… Ничего не выходило. Тогда он попытался просто сдёрнуть лифчик через голову. Сначала всё пошло хорошо, лифчик, слегка потрескивая, сползал со спины и груди, перешёл на плечи… и вдруг застрял около шеи, плотно привязав к голове оба Алёшиных локтя".

Нет, Алеша не трансвестит и не играл женскую роль в школьном спектакле.

Прошу любить и жаловать - лифчик детский! Предмет юнисекс, по есть носимый как мальчиками, так и девочками. Вот фото из фондов Государственного исторического музея, 1950-е годы.

Дело в том, что раньше дети носили чулки - и мальчики, и девочки, и Пеппи их тоже носила.

Чулки имеют дурную тенденцию сползать, и болтаться на щиколотках - как у Пеппи на этом рисунке М. Бычкова.

Возникает вопрос - что делать? Использовать пояс, как это делают современные дамы? Но у маленьких детей и пояс с тем же успехом сползет туда же. И тоже - довольно быстро.

Поэтому использовали лифчики - нечто вроде топика на пуговицах, от которого вниз спускались полоски, к которым и цеплялись чулки (а также трусики, шортики, юбочки и т.п). Так-то точно ничего не сползет!

Как писали еще до революции в профильных журналах для родителей: «Лифики для детей должны … не стеснять движений ребёнка и служить поддержкой для нижнего белья. Фасонов этих лификов много. Мы рекомендуем фасон с широкими плечиками и пуговицами по всей талье... На боковые пуговки пристёгиваются панталоны, верхние юбочки и т.п. … Для мальчиков удобен также лифик с резинками внизу, на которых держаться панталоны

Про индейцев
Из комментариев ко вчерашней статье:
Александр Рудазов: И вообще, если уж переводить "правильно", девочку должны звать Пиппи Лонгстрюм, а не индейской кличкой Длинный Чулок. Это в тексте нигде не обыгрывается, шуток на этом никаких не завязано. Автора книги же зовут Астрид Линдгрен, а не Астрид Липовая Ветвь.
На картинке для привлечения внимания – офигенная куколка.

только своего перевода, сделанного Людмилой Брауде.

Брауде там переименовала Пеппи в Пиппи (как позже "домомучительницу" в "домокозлючку") и в предисловии рассказывала, почти не скрывая свое торжество:

“Дорогие дети, вас вновь ожидает встреча с героиней замечательной книжки Астрид Линдгрен! Только эту героиню с 1993 года, когда книжка о ней в новом переводе появилась в издательстве “Карелия”, зовут Пиппи. Зовут так, как назвала ее сама писательница и как называют ее шведские дети. Так будете называть ее и вы.

Только не забудьте поставить ударение на первом слоге: “Пиппи”. Вот так!"

Спору нет, в оригинале рыжее стихийное бедствие зовут Pippi Långstrump, но есть еще и такие вещи, как благозвучие при локализации.

Именно поэтому в переводе на русский говардовский Калл-завоеватель стал Кулл-завоеватель, а темный эльф был переименован в Дзирта вместо оригинального Дрисста у Роберта Сальваторе.

Слава богу, период эксклюзива завершился, и сегодня можно купить и Пеппи, и Пиппи.

Так что все закончилось хорошо.

Остался только вопрос, с которого все началось - почему же все-таки у нас Карлсон на порядок популярнее Пеппи? Импринтинг импринтингом, но ведь во всем мире все наоборот.

Мне кажется, кроме приоритета Карлсона и "запаздывания" Пеппи, свою роль сыграло качество перевода.

Перевод первой сказки Линдгрен у Лунгиной неплох - но не более того. Он не очень удался. Если ее перевод "Карлсона" обогатил русский язык огромным количество крылатых фраз типа "пустяки, дело житейское" или "спокойствие, только спокойствие", а из ее перевода "Эмиля" я по крайней мере запомнил "кепарик" и "ружарик", то из Пеппи в голове не удержалось ничего, хотя книгу в детстве я очень любил.

Кроме того, есть еще один фактор успеха, главный, и о нем я в этой серии книг уже рассказывал. На мой взгляд, у нас часто иностранные сказочные герои настоящую популярность получают только после того, как их "одомашнят". То есть когда появляется наша, отечественная версия - формально сделанная "по мотивам", но на самом деле довольно самостоятельная и - главное условие - очень талантливая.

Именно они заставляют любить героев по-настоящему. Это могут быть мультфильмы, вроде отечественного Винни-Пуха, который изрядно отличается и от английского, и уж тем более от американского медвежонка, или художественные фильмы, вроде нечаевской "Красной шапочки" или "Мэри Поппинс" Леонида Квинихидзе.

Карлсону очень повезло, его "локализовали" просто блестяще. А для Пеппи своего Бориса Степанцева так и не нашлось.

По крайней мере - пока.

Подождем. Сказки, на наше счастье, живут очень долго.

Как Пеппи Длинныйчулок не повезло в СССР

Во всем мире главным и самым популярным произведением Астрид Линдгрен считается "Пеппи Длинныйчулок", и только на просторах бывшего СССР - "Карлсон, который живет на крыше".

Почему?

Импринтинг, сэр. Именно Карлсончик был первым, именно с этой книги началось знакомство советских детей с творчеством шведской сказочницы. А первая любовь не ржавеет.

В 1955 году начинающая переводчица Лилианна Лунгина, просматривая новинки шведской литературы, случайно обратила внимание на повесть "Lillebror och Karlsson på taket".

Прочитала, пришла в восторг, и подала в издательство заявку на перевод, напирая в "сопроводиловке" на то, что такого талантливого автора явно ждет блестящее будущее.

Линдгрен к тому времени была уже очень известна, но в СССР, как мы видим, о ней не знали даже профессионалы.

Всего лишь через два года после публикации на родине, в 1957 году в СССР в издательстве "Детская литература" выходит книжка "Малыш и Карлсон, который живет на крыше" - и мужик с пропеллером навсегда становится Намба Ван.

Что касается Пеппи, то с ней советские дети познакомились только через двадцать лет после первого издания сказки, в 1965 году.

К тому же Пеппи не стала ни второй, ни даже третьей. Кроме "Карлсона", к тому времени на русский язык уже были переведены дилогия про знаменитого сыщика Калле Блюмквиста (Н. Городинская-Валлениус, 1959 год) и "Расмус-бродяга" (Е. Милехина, О. Шаркова 1963 год).

Обычно говорят, что первым отечественным иллюстратором "Пеппи" был Лев Токмаков, но это не совсем верно.

Первая публикация повести (точнее - глав из повести) была в журнале "Пионер", в номере 7 за тот же 1965 год. И в журнале рыжую владелицу виллы "Курица" нарисовал известный иллюстратор и карикатурист Евгений Алимпиевич Ведерников.

Если честно - там было всего две главы, про поход в школу и про укрощение полицейских, которые почему-то шастали по Швеции в форме английских "бобби".

Наверное, поэтому эту публикацию мало кто запомнил, и Пеппи для большинства советских детей всегда была такой, как ее изобразил в первом книжном издании Лев Токмаков.

И именно с этими иллюстрациями книга обычно и переиздавалась в советские годы.

Исключением стал разве что сборник произведений Астрид Линдгрен, переведенных Лунгиной, проиллюстрированный известным мультипликатором Эдуардом Назаровым, автором великого фильма "Жил-был пес". Пеппи там выглядела примерно вот так.

На экране в СССР обладательница чемодана с деньгами впервые появилась в 1974 году, в дебютном детском фильме Леонида Нечаева "Приключения в городе, которого нет".

Фильм представлял собой "солянку сборную", рассказывающую о приключениях героев самых разных книг, от сервантеского "Дон Кихота" и фонвизинского "Недоросля" до катаевского "Белеет парус одинокий" и популярного тогда, но давно забытого сегодня "Димки-невидимки" В. Коростылёва и М. Львовского.

Пеппи Длинныйчулок в этом фильме сыграла 11-летняя минчанка Татьяна Прусакова.

Яркая девочка, занимавшаяся балетом, обратила на себя внимание и после выхода ленты на экраны ее приглашали в другие кинопроекты, но, похоже, профессия актрисы ей совсем не понравилась. Так или иначе, но в кино девочка больше не снималась.

А через десять лет, в 1984 году, появилась и полноценная экранизация - телевизионный двухсерийный художественный фильм "Пеппи Длинныйчулок". Фильм сняла совсем не чуждая сказкам Линдгрен режиссер Маргарита Микаэлян (поставившая в Театре сатиры знаменитый спектакль о Карлсоне со Спартаком Мишулиным в главной роли), а на роль Пеппи взяли 12-летнюю московскую школьницу Светлану Ступак.

Увы, несмотря на целое созвездие популярных актеров, модный тогда жанр мюзикла и песни Владимира Дашкевича на стихи Юлия Кима, событием фильм не стал, и прошел по голубым экранам достаточно незаметно.

А еще через десятилетие и привычный классический перевод Лунгиной исчез из продажи - в начале 90-х одно российское издательство сумело добиться у правообладателей в Швеции эксклюзивных прав на издание в России

ра умываться и чистить зубы" до "Спокойной ночи, иди пописай и спать!".

И Линдгрен, выросшая в строгой религиозной семье, знала это как никто другой.

«Нелегко быть ребенком! - писала она. - Сложно, очень сложно. Что это вообще значит — быть ребенком? Это значит, что надо ложиться в кровать, вставать, одеваться, есть, чистить зубы и сморкаться, когда это удобно взрослым, а не тебе. Это значит, что нужно есть ржаной хлеб, когда хочется белого, что нужно, не моргнув глазом, бежать за молоком, как раз когда ты собрался почитать книгу Эдгара Т. Лоуренса. А еще это значит, что нужно, не жалуясь, выслушивать очень личные замечания от любого взрослого о своей внешности, здоровье, одежде и перспективах. Интересно, что будет, если такому обращению подвергнуть самих взрослых?».

В общем-то, к середине ХХ века перемены в обществе уже назрели, и появилось множество педагогических течений, выступавших за "освобождение" детей, предоставление им большей свободы.

Правда, зашуганные до предела дети, освободившись, вели себя как сторожевые собаки, спущенные с цепи. Вот, например, какие письма получали прогрессивные шведские педагоги супруги Израэль, авторы книги «Непослушных детей не бывает».

Прогрессивная родительница из Сигтуны уже готова была сдаться: «Я не стала пороть сына, когда он украл деньги у меня, но на следующий день он обворовал учителя в школе, кажется, все же нельзя ничему научить без порки». А мама из Мальмё в ужасе жаловалась: «Все же, кажется, это сумасшествие. Я дала дочери на неделю полную свободу и что же? Волосы сбились в колтуны, в церковь она не ходила и, кажется, кроме сливок и яблок, ничего не ела. До какого момента, по вашему мнению, я должна не вмешиваться?».

Вам эта ничего не напоминает?

Да, именно так и вела себя юная Пеппилотта Виктуалия Рульгардина Крисминта Эфраимсдоттер Длинныйчулок, шокируя благонамеренных обитателей городка Висбю.

Оказывается, в книге очень честные и реалистичные описания.

Именно в этом и состоит секрет взрывной популярности книги Линдгрен - ее дебютная повесть стала своеобразным "манифестом освобождения" детей, предугадав и подтолкнув настроения в обществе.

Конечно, спустя более полувека маятник качнулся в другую сторону, и педагоги давно уже говорят о том, что дети-дети-куда-ж-вас-дети в современном мире явно получили свободы не по уму. Соответственно - и актуальность книжки про юную владелицу виллы "Курица" резко снизилось.

Ну так а почему, по-вашему, все экранизации "Пеппи Длинныйчулок" состоялись еще в давно ушедшем прошлом веке, а сегодня о них ни слуху, ни духу?

Явно ведь не только из-за того, что папа Пеппи носил титул "негритянского короля".

ком переводе - «Пеппи поселяется на вилле "Курица"»).

Правда, перед вторым заходом к издателям Линдгрен все-таки решила немного "причесать" стиль повести и убрать наиболее провокационные эпизоды.

Говорят, в 2007-м изначальный вариант все-таки опубликовали. Честно говоря, я очень хотел бы посмотреть - что же там такое было?!

Потому что по нынешним временам и "сглаженный" вариант как будто карбонарий писал - настолько он радикален.

Нет, я серьезно.

Если вдуматься, Пеппи в книге воплощает собой идеал жадной и ленивой школоты, поскольку живет в их сбывшихся мечтах.

Она не умеет читать, писать и считать и не собирается учиться, поскольку последовательно и целеустремленно игнорирует не только "таблицу унижения", но и вообще учебу, гигиену и дисциплину.

Диалоги, которые она ведет с учительницей, сегодня могут вызвать неслабый бугурт и срач в родительском чатике:

"— Подумать только! — воскликнула Пеппи.— Оказывается, ты сама можешь это сосчитать. Зачем же ты у меня спрашивала?..
Учительница решила не обращать на это никакого внимания и задала следующий вопрос:
— Ну-с, Пеппи, а теперь скажи, сколько будет восемь и четыре?
— Думаю, шестьдесят семь,— ответила Пеппи.
— Неверно,— сказала учительница,— восемь и четыре будет двенадцать.
— Ну, старушка, это уж слишком! Ты же сама только что сказала, что пять и семь будет двенадцать. Какой-то порядок в школе тоже должен быть! А если уж тебе так хочется заниматься всеми этими подсчетами, то стала бы себе в уголок да считала бы на здоровье, а мы бы тем временем пошли во двор играть в салочки...".

Ест Пеппи исключительно нездоровую пищу, которую может себе позволить благодаря запредельному богатству. После выхода книги известный шведский литературовед и психолог Джон Лэндквист даже писал в рецензии в газете Aftonbladet: «Ни один нормальный ребенок не станет есть целиком кремовый торт и ходить босиком по рассыпанному сахару. Все это напоминает фантазии психически больного человека с патологическими навязчивыми идеями».

Ну а суперменская суперсила, позволяющая ей забивать на всех, включая полицию (которую она тоже забивает, но в другом смысле - и хорошо, что не ногами) - это уже такая вишенка на тортике. Доблестные служители закона, честно выполняющие свой долг, но огребающие люлей от 9-летней девочки, вообще-то даже сегодня выглядят довольно радикальным эпизодом в детской книжке.

Тем не менее именно "Пеппи Длинныйчулок" является главным произведением Астрид Линдгрен во всем мире.

Это ее книга № 1 во всех странах - кроме разве что бывшего СССР, где эту роль навсегда забронировал за собой в меру упитанный мужчина в полном расцвете сил.

"Пеппи" переведена на 80 языков, ее общий тираж превышает 70 миллионов экземпляров, трилогия многократно экранизирована. Перечислю только западные фильмы:

Вот экранизация 1949 года, который Линдгрен не любила, в основном из-за того, что фрекен Длинныйчулок играла взрослая актриса.

Вот культовый сериал 1969-70 года, для которого Астрид сама писала сценарий, в том числе сочинила восемь серий, которых нет в книгах.

Вот «Новые приключения Пеппи Длинныйчулок» (США+Швеция, 1988 год)

Вот, наконец, мультсериал, он же - полнометражный мультфильм 1997 года.

Наконец, рыжая нахалка проникла на самую большую святыню современного мира!

На банкноте 20 шведских крон образца 2015 года, посвященной Астрид Линдгрен, компанию писательнице составила именно Пеппи Длинныйчулок.

Возникает закономерный вопрос - почему-же столь бунтарская даже по нынешним меркам книга в консервативнейших сороковых не просто стала популярной, но и принесла своей создательнице мировую славу?

Ответ очень прост - потому что в те годы именно дети составляли самую забитую и зашуганную человеческую популяцию на планете.

Особенно - в суровых северных протестантских странах.

Дети были хуже негров. У них не было даже намека на права, на любые придирки, подзатыльники и порки они должны были только кланяться и благодарить, благодарить и кланяться. Тотальное подчинение в диапазоне от "Доброе утро, по

Бедная, бедная Пеппилотта!

Астрид Линдгрен считается самой знаменитой сказочницей ХХ века, но сказок она написала довольно немного.

Таких, чтобы запомнились - всего пять.

Абсолютное большинство произведений этой действительно великой писательницы относятся к жанру, который в японском аниме именуется "повседневность".

Другое дело, что ее "бытовуха" слабоотличима от сказок, эти книги читаются взахлеб, и дадут фору множеству волшебных историй. Признаюсь честно - моей любимой книгой в детстве много лет была "Мы все из Бюллербю". Когда я взялся читать ее уже своим детям, выяснилось, что приключения этой шведской юной деревенщины я тогда выучил наизусть в прямом смысле слова. Поэтому читал - как по проторенному.

А "Эмиль из Леннеберги"? Да у него в России поклонников едва ли не больше, чем у Пеппи!

Но поскольку моя книга все-таки посвящена сказкам, "повседневность" Линдгрен я с великим сожалением откладываю в сторону.

Будем говорить о сказках, и, пожалуй, с Пеппи и начнем.

Было бы странно начинать с чего-то другого, учитывая, что именно Пеппи Длинныйчулок, она же Пиппи Лонгструмп, была самой первой книгой, которую написала Астрид Линдгрен.

Вернее - записала, поскольку саму сказку она сочинила раньше, в 1941 году, когда ее семилетняя дочь Карен тяжело болела пневмонией, врачи призывали готовиться к худшему, а мама сутками сидела у постели, отвлекая дочь (да и саму себя) от плохих мыслей веселыми рассказами.

А через три года, в 1944-м, уже мама в гололед подвернула ногу и целыми днями лежала в кровати. От скуки она и решила записать придуманную ранее сказку о приключениях рыжей девочки с длинным именем Пеппилотта Виктуалия Рульгардина Крисминта Эфраимсдоттер Длинныйчулок.

Имя "Пиппи Лонгструмп", кстати, тогда самолично придумала больная Карен.

Мама же, выздоровев, набралась смелости и отправилась с рукописью в крупнейшее шведское издательство «Бонниер».

Но ее оттуда оперативно выперли, подняв на смех - поскольку принесенная ею сказка нарушала все общепринятые тогда нормы детской литературы.

Вот это зацепило Астрид уже всерьез (как и все гении, она была довольно самолюбива), и женщина решила принять участие в конкурсе на лучшую книгу для девочек, объявленном меленьким и почти разорившимся издательством «Рабен и Шёгрен».

Туда она, решив действовать "тактически", написала и отправила вполне традиционную повесть. Повесть называлась "Бритт-Мари изливает душу" и рассказывала про первую любовь и любовный треугольник, состоящий из самой Бритт-Мари, коварного эгоиста Стига и положительного юноши Бертиля.

В итоге повесть заняла второе место, а ее автор выиграла 1200 крон. Не сто тысяч миллионов крон, конечно, но, как говорило одно из лучших ее созданий, от некоторых людей нельзя требовать слишком многого.

Когда вскрыли конверты, директор издательства Ханс Рабен был очень удивлен, что "серебро" взяла обычная тетка без образования и какого-то ни было литературного бэкграунда. Но книга ему реально понравилась, и, подумав, он даже предложил 38-летней домохозяйке без опыта работы место редактора в своем издательстве.

И это было лучшее кадровое решение во всем издательском бизнесе Швеции за всю его историю - и ныне, и присно, и во веки веков.

Потому что почтенная мать двоих детей предложение приняла, рьяно взялась за работу и безвылазно отпахала у него редактором отдела детской литературы добрую четверть века - с 1945 по 1970 год, в котором ушла на честно заработанную пенсию. Ну, а поскольку издательство было небольшим, у нее оставалось достаточно свободного времени и для собственной писанины. Вот она с директором на его 60-летнем юбилее.

Ну и самое главное - разумеется, все свои книги она публиковала исключительно в родном издательстве, довольно быстро сделав Рабена миллионером.

Быстро - потому что уже вторая ее книга, изданная «Рабен и Шёгрен», "выстрелила" так, что прогремело на всю Швецию.

Да, вы правильно догадались - Ханс Рабен, в отличие от издателей «Бонниер», все-таки решился выпустить повесть "Pippi Långstrump" (в русс

ка вышла одновременно на 34 языках в 30 странах мира. Как заявила в интервью Би-Би-Си Джеральдин Маккориан: «Сейчас я нервничаю даже больше, чем когда согласилась написать книгу, потому что тогда я и помыслить не могла, что все это будет иметь такой размах. Я думала, что это очень английская история, возможно интересная американцам, но уж точно не читателям в Корее, России и так далее».
С Россией, кстати, англичанка ошиблась – о российском издании новинки до сих пор ни слуху, ни духу. Что, впрочем, объяснимо – Питер Пэн у нас никогда не имел такой же всенародной популярности, как Карлсон или Винни Пух.
Да и на Западе продолжение особо не нашумело, несмотря на официальный статус. Нет, она периодически переиздается, аудиоверсия книги транслировалась на BBC Radio 4 вскоре после ее выпуска, 14 октября 2006 года. В 2016 году была и театральная постановка в New Vic Theater в Ньюкасл-андер-Лайм. Но вот с фильмом уже не задалось - опять таки сразу после выхода книги, в 2006 году было объявлено об экранизации, которую якобы продюсирует консорциум Headline Pictures , UK Film Council и BBC Films. Но о проекте с тех пор ни слуху, ни духу.
Зато, с переходом прав на Питера Пена в "паблик домен" появились и другие фанфики - написанные уже не по обязанности в результате выигранного конкурса, а по велению души. А началось все в 2009 году, с выхода блестящей "вариации на тему" - книги Джеральда Брома «Похититель детей», где Питер Пэн (который оказывается совсем не тем, кем кажется) находит детей, оказавшихся на социальном дне, помогает им и уводит в волшебный мир — Авалон...
Но современные фанфики на Питера Пена - это уже совсем другая история...

Питер Пен и фанфикеры (любители и профессионалы)
В 2006 году в Великобритании на прилавках книжных магазинов появилась новая книга о приключениях Питера Пэна - продолжение классической сказки Джеймса Барри. Новую историю про мальчика, который не хотел взрослеть, написала известная английская писательница Джеральдин Маккориан, и книга ее носит название «Питер Пэн в багровых тонах» (Peter Pan in Scarlet).
Новость об этом облетела все информационные агентства мира. Меж тем в самом факте продолжения классического труда ничего сенсационного нет – даже на почитающем авторские права Западе такое происходит довольно часто.
Самый нашумевший из сиквелов – безусловно, «Скарлетт» Александры Рипли. На рубеже 80-х и 90-х годов наследники Маргарет Митчелл дали свое согласие на написание одного-единственного продолжения, причем издатели вынуждены были согласовывать с ними все сюжетные линии. Но, надо сказать, не прогадали – то ли из-за всеобщего культа Скарлетт О`Хары, то ли из-за мастерства действительно очень хорошей писательницы Рипли, но сиквел стал бомбой. «Скарлетт» стала самой продаваемой книгой 1991 года, а права на ее сериальную экранизацию были проданы группе американских и европейских инвесторов во главе с Си-Би-Эс за 8 млн. долларов.
Однако это не единственный прецедент – даже если брать только фантастическую классику, можно вспомнить вышедшее продолжение «Машины времени» Г. Уэллса – «Корабли времени» Стивена Бакстера, Джон Грегори Бетанкур пишет приквелы к знаменитому «амберскому» циклу Роджера Желязны, Саймон Кларк написал продолжение классического «Дня триффидов» - «Ночь триффидов», а целая плеяда знаменитых фантастов (Грегори Бенфорд, Грег Бир, Дэвид Брин, Дональд Кингсбери) продолжила, по просьбе наследников, «Основание» Айзека Азимова.
Однако все эти проекты не имели и сотой доли той шумихи, которую устроили вокруг нового «Питера Пэна». Это тем более смешно, что еще в 1987 году вышел сиквел Peter Pan and the Only Children, написанный Гилбертом Адэром.
Дело в том, что книга Адэра была обычным любительским фанфиком. Книга же Маккориан - фанфиком официальным.
Все началось еще в 2004 году. Дело в том, что создатель Питера Пэна, Джеймса Барри, завешал все права на эту книгу лондонской детской больнице «Грейт-Ормонд-Стрит». Он умер в 1937 году и все прошедшие семь десятилетий больница имела стабильный и очень неплохой доход - отчисления от переизданий по всему миру выливались в круглую сумму со множеством нулей.
Однако в 2007 году права на Питера Пэна у «Грейт-Ормонд-Стрит» должны были закончится (но не закончились). Поэтому попечители больницы в 2005 году придумали объявить конкурс на написание продолжения с честным «фифти-фифти» - половина дохода от продолжения будет поступать больнице, половина – автору. На конкурс пришло несколько сотен заявок, и победительницей в итоге стала Джеральдин Маккориан – известная британская писательница, специализирующаяся на адаптации для детей классических произведений. За свои переложения она трижды удостаивалась Уитбредовской премии – лайреатами становили ее детские версии истории Ноева ковчега, «Моби Дика» и «Кентерберийских рассказов». Согласно условиям, выставленным наследниками, в продолжении, кроме самого Питера Пэна, обязательно должны были фигурировать Венди, фея Динь и капитан Крюк.
Со своей задачей она справилась довольно быстро, и уже в январе 2006 года издательство Oxford University Press анонсировало октябрьскую премьеру. Интерес к проекту изрядно подогрел и случившийся в конце августа скандал - содержание новой книги о Питере Пэне стало известно рецензентам американской газеты The New York Times (вам это ничего не напоминает?). 28 августа это издание выпустило рецензию на книгу, которая должна была выйти только через пять недель. В результате выяснилось, что ушлый рецензент где-то раздобыл не саму книгу, а лишь синопсис, да и тот с неточностями, на чем читатели и успокоились.
Однако вся эта шумиха привела к тому, что книгой заинтересовались издательства со всего мира. Поэтому новин

щие на штурвале.
Под Антуаном — синее море и облака.
Вдаль, над плечом — не встречен, не найден —
В небе летит пылающий "лайтинг",
Краткий сигнал, последний привет на всех языках.

В десятые моя любимая "Мельница" выдала St. Exupery Blues

От винта, друзья и враги мои, нынче снова ночной полет
Разреженный воздух меня делает бесконечно счастливым и пьяным
Я бы спал среди облаков и видел бы травы, и мед, и лед
Лиловые перья Прованса и белую простынь Монблана
Когда я в воздухе, я кому-то снюсь, и этот сон у меня внутри
И под крылом ветер слагает блюз только для Сент-Экзюпери...

И еще очень хочу процитировать два стихотворение - второе, впрочем, уже положили на музыку Yiruma.

Первое написал Сергей Плотов, прекрасный поэт, добившийся известности в качестве шеф-редактора сценаристов "Моей прекрасной няни".

Он изрядно расковырял мне душу своим "Летчику. До востребования".

"Привет. Почему-то решил тебе написать.
Хоть ты меня, должно быть, давно забыл.
Я — тот чудак, что просил тебя рисовать
Барашка в наморднике. Ты ошарашен был,
Но рисовал. Спасибо. Прости за напряг.
Был в депрессии и цеплялся за всё подряд.
Потому что сдуру сделал неверный шаг
И не знал, как эту херню отмотать назад.

Но теперь я в порядке. Закаты всё веселей.
Вулканы спят — хоть из пушек по ним стреляй.
Кстати, с Розой у нас — серебряный юбилей.
Хочешь — поздравь. Не хочешь — не поздравляй.

Ты удивишься, наверное, только я
Помню в деталях ту ночь, когда я свалил.
К тебе тогда по барханам ползла змея.
Это был уж. Я по пятнышкам определил.

Я сперва следил за тобой. Потом перестал.
Потому что решил заняться своей судьбой.
Вроде ты ушёл в географы, забухал,
Даже был фонарщиком, а после стал деловой.

Молодец. Ты всегда на жизнь смотрел королём.
Я был маленьким, но тогда уже понял — ты
Обязательно вырулишь, вылетишь за окоём.
Состоишься. Расправишь крылья своей мечты.

Ты ещё рисуешь удавов, съевших слонов?
Я рисунки те до сих пор не могу забыть.
Я стал реже смеяться. И больше не вижу снов.
Это возраст, да?.. Наверное. Может быть.

Вот сижу и перебираю всё, что имел.
Астронома прошу: «Заметь меня, астроном!»
Ну, пока. Пиши. Если что — это мой e-mail.
Ты хоть смотришь на небо — там, за твоим окном?..

Баобабы прополоты. Над головой звезда.
В нашей почве на днях нашли дорогой металл...
Ты летаешь ещё? Прошу — напиши, что да.
Если нет — соври. Просто я хочу, чтоб летал".

А второе стихотворение - Андрея Кузнецова, более известного как Арчет:

В мире все повторится. Сотни, тысячи раз:
тысячи лис и принцев, тысячи старых фраз.
Ты — простая частица. Стой себе и не ной.
— Не хочется быть частицей.
Хочется быть волной.

Через небо стремиться, солнце неся в руке и семена кислицы катая на языке. Снова найти лисицу – ту, что была со мной. Не хочется быть частицей. Хочется быть волной.

...Радио замерзает. Медленно меркнет свет. Я все равно не знаю, что говорить в ответ. Молчание вьется, длится – бьется во тьме ночной. Не хочется быть частицей. Хочется быть волной. В небе по звездной каше кто-то рассыпал мет. Божьи окурки кажутся высверками комет. Его забытая пицца кажется нам луной. Не хочется быть частицей. Хочется быть волной.

В мире все повторится. Это цикличный мир. Снова принцы и лисы, тьма, самолет, эфир, и станцию схватит кашель, и пепельница полна...

Верньер довернёшь и скажешь:

- Слышу тебя, Волна.

Ну и самое последнее.

Я только когда писал эту главу, узнал, что в хрустальной песне про звездную страну есть еще один куплет.

Его почему-то никто не пел, кроме Хиля и Вуячича. Особенно - Хиля.

"В детстве оставлены давние друзья,
Жизнь – это плаванье в дальние края.
Песни прощальные, гавани дальние,
В жизни у каждого сказка своя".

Вот в конце главы - этот куплет очень к месту.

садах листва,
И куда-то все спешат такси...
Только пусто на земле
Одной, без тебя,
А ты... Ты летишь,
И тебе
Дарят звезды
Свою нежность...

А 1968 году в давно забытом фильме «Пассажир с "Экватора"» в исполнении актрисы Татьяны Покрасс впервые прозвучала песня "Звездная страна", которая, в отличие от фильма, и сейчас живее всех живых.

Все тот поэт Николай Добронравов и композитор Микаэл Таривердиев выплели какое-то звенящее хрустальное кружево на все времена, где главное - сказку не спугнуть.

Кто только не пел этот хит - Елена Камбурова и Майя Кристалинская, Эдуард Хиль и Виктор Вуячич, Алиса Фрейндлих и Аида Ведищева, дуэт Галина Беседина и Сергей Тараненко... Уже в новые времена к ним присоединились Валерия, Татьяна Буланова, Глюкоза, Кристина Орбокайте, да ладно, чо уж там - тысячи их!

Ветреным вечером
Смолкнут крики птиц.
Звездный замечу я
Свет из-под ресниц.
Прямо навстречу мне,
Прямо навстречу мне
Выйдет доверчивый
Маленький принц.

А в 1971 году стихотворение про Маленького принца написал человек-эпоха Владислав Крапивин:

Улетали лётчики искать врага.
Затянуло к вечеру туманом берега.
Кто-то не вернулся, кого-то не нашли…
Не поставишь на море ни крестов, ни плит.
Желтая пустыня — глухие пески.
Тихий ветер к вечеру плачет от тоски.
Ночью в чёрном небе звёздный перезвон.
Тихо звёзды катятся на песчаный склон.
Если плакать хочется — уснуть нелегко.
Мальчик в одиночестве бродит средь песков:
Может, сказка сбудется, может, сводка врёт,
Может, снова спустится взрослый самолёт.
И пойдут, как прежде — рука в руке —
Лётчик и мальчишка к голубой реке.
И одно тревожит их: к звёздам путь далёк,
Не сломал бы ветер там тонкий стебелёк.
А из синей чащи, где тени сплелись,
Смотрит одичавший рыжий старый лис.

Кстати, лис со строчной буквы - абсолютно правильно. В оригинале у Экзюпери - просто маленький принц, просто летчик, лис, роза и так далее. С прописной их всех написала Нора Галь в своем переводе, за что ее в свое время изрядно критиковали.

А невероятно популярная тогда группа "Машина времени" в конце семидесятых - начале восьмидесятых залудила концертную программу "Маленький принц". И в перерывах между "Свечой", "Синей птицей", "Кого ты хотел удивить" и "Поворотом" образовывала слушателей отрывками из Сент-Экзюпери, которые декламировал Александр Бутузов, более известный как "Фагот" - автор текстов и программ групп «Воскресение» и «СВ».

Петр Подгородецкий, правда, в своей книге "Машина с евреями" оценил их "Маленького принца" не очень высоко:

"В этой программе все притянуто друг к другу за уши. Проза Сент-Экзюпери, стихи и песни «Машины времени» объединены вместе только для того, чтобы получить возможность пройти художественный совет. Ни о каком «синтезе искусств» речи быть не может".

Потом... Потом пришли новые времена - и новые песни.

Сначала это был альбом Егора Летова "Прыг-скок" 1989 года с агрессивно-десакрализационной песней "Маленький принц возвращался домой".

Проигрывал партии одну за другой
Лузгал семечки, вонял как спички
Срал себе на голову, хватал себя за бороду
Травился звуком, давился дождём
Маленький принц возвращался домой

Чуть позже, в мутные 90-е, у нас случилась, прости Господи, группа "Маленький принц" со своим незабываемым шлягером "Мы встретимся снова".

А также песня Валерия Зуйкова 1996 года "Мы в ответе за тех...", ставшая хитом в исполнении Александра Буйнова.

А помнишь, как мечтали с тобою до зари,
А помнишь, как читали взапой Экзюпери,
А слова вспомни те, что вслух заучили —
Мы в ответе за тех, кого приручили.

И казалось - все! Приехали, родной, вылезай! Наступил новый век, эти ироды сказку спугнули, теперь у нас в лучшем случае будет эстрадный кабак, цинично стригущий купоны на щемящих образах родом из детства.

Но начались нулевые, когда старая сказка оказалась вполне себе живой, и продолжила теребить людям душу, заставляя пересказывать ее снова и снова своими словами.

Здесь вне конкуренции оказался Олег Медведев со своим "Маршем небесных связистов"

Бризы Атлантики целовали
Руки, горя

Приключения "Маленького принца" в России

До конца пятидесятых годов вклад Антуана де Сент-Экзюпери в русскую культуру был минимальным.

По сути, он исчерпывался двумя вещами.

1. Колонкой "О движущей силе" в газете «Известия» 20 мая 1935 года, посвященной гибели самолета-гиганта "Максим Горький" и подписанной "пилот и писатель, специальный корреспондент "Пари суар" Антуан де Сент-Экзюпери".

2. Развлечением писателя Михаила Булгакова карточными фокусами.

«У Уайли было человек тридцать. Среди них – веселый турецкий посол, какой-то французский писатель, только что прилетевший в Союз, и, конечно, барон Штейгер – непременная принадлежность таких вечеров, "наше домашнее ГПУ", как зовет его, говорят, жена Бубнова. Были и все наши знакомые секретари Буллита.
Шампанское, виски, коньяк. Потом ужин a la fourchette: сосиски с бобами, макароны-спагетти и компот. Фрукты. Писатель, оказавшийся кроме того и летчиком, рассказывал о своих полетах. А потом показывал и очень ловко – карточные фокусы» (Из дневника Е.С.Булгаковой).

Все изменилось после того, как в восьмом номере журнала "Москва" за 1959 год была опубликована сказка "Маленький принц" в переводе Норы Галь.

Ну да, не торопились.

Публикация случилась через 16 лет после издания в США (где сказка и была написана) в 1943 году - но сказка много куда добиралась неспешно. Она и на родине автора, во Франции, была опубликована только через несколько лет.

Потому что в вишистской Франции тексты Сент-Экзюпери были под запретом, да и главе "Свободной Франции" генералу де Голлю "Маленький принц" совсем не понравился. Он посчитал сказку пораженческой, не вдохновляющей и не соответствующей моменту. А потому - не видел никакого смысла в ее публикации. Первое французское издание вышло в издательстве Gallimard только в апреле 1946 года, хотя в США книга сразу стала хитом и только в 1943-м допечатывалась пять раз.

Занятно, что оригинальный текст сказки был опубликован в СССР на год раньше русского перевода - в 1958 году книга "Le Petit Prince" была выпущена московским "Издательством литературы на иностранных языках (Иногиз)" тиражом 18 тысяч экземпляров.

С этого издания, в общем-то, и сделала свой перевод Нора Галь - просто так, для друзей. И не она одна - по воспоминаниям, тогда по Москве ходило порядка семи "самопальных" переводов на русский язык.

Но классическим стал все-таки перевод Норы Галь, публикацию которого в "Москве" в 1959-м продавили тогдашние сотрудники журнала - Евгения Ласкина (вторая жена Константина Симонова) и Лев Овалов (создатель невероятно популярного тогда майора Пронина, в 1956 году вернувшийся в Москву из лагерей, отсидевши до звонка "пятнашку").

Интересно, что и публикацию булгаковского романа "Мастер и Маргарита" в той же "Москве" в 60-х продавит все та же Ласкина, вновь "зарифмовав" Экзюпери и Булгакова.

Сказка Экзюпери о космосе, детстве, дружбе, любви, смерти и войне стала одним из главных хитов 60-х.

Юмор, мудрость и настроение написанной во время войны сказки идеально вписались в атмосферу советской оттепели.

"Маленького принца" издавали и переиздавали по нескольку раз в год.

Его читали и перечитывали. Время было такое - с космосом, астероидами, астрономами, пьяницами, трудными вопросами, культом дружбы и зоркостью сердца.

Когда в этой книге я рассказываю о культурном следе, оставленном той или иной сказкой, я обычно ограничиваюсь визуальными видами искусства - фильмами или спектаклями.

И хотя без тех и других в СССР не обошлось, сегодня я хочу проследить образ Экзюпери и Маленького принца в песнях и стихах. Не всех, разумеется, а только тех, что меня зацепили.

Началось все с непреходящей классики.

В 1965 году композитор Александра Пахмутова и поэты Сергей Гребенников и Николай Добронравов пишут великую "Нежность" - про "летавшего Экзюпери". Песню, которая буквально взорвет страну, и вышедший через три года фильм "Три тополя на Плющихе" только зафиксирует этот культовый статус.

Опустела без тебя земля...
Как мне несколько часов прожить?
Так же падает в

лучилось.

Через три недели после этого письма, 31 июля 1944 года его самолет P-38 «Лайтнинг» взмыл в лазурное небо Средиземноморья с аэродрома Борго на острове Корсика в плановый разведывательный полет.

И обратно не вернулся.

Так же пусто было на Земле
И когда летал Экзюпери
Так же падала листва в садах
И придумать не могла Земля
Как прожить ей без него, пока он летал, летал
И все звёзды ему отдавали
Свою нежность.

принца он увидел в поезде, когда ехал в СССР - в общем вагоне тряслись уволенные из-за кризиса польские шахтеры, везущие куда-то семьи в надежде на чудо. В своем репортаже «По пути в Советский Союз» он так описывал мальчишку-попутчика: «Ах, какое восхитительно лицо! У этих трудяг родилось совершенство грации и обаяния. Вот он, маленький Моцарт, вот оно, прекрасное обещание жизни, маленький принц из древних легенд. Кем бы мог вырасти этот ребенок, если бы его защищали, пестовали и взращивали? Если в саду рождается прекрасная роза, все садовники радуются и оберегают ее. Но нет садовников для людей, и этот маленький Моцарт, скорее всего, обречен».

Ну а капризная и взбаломашная роза... Это его жена Консуэло де Сент-Экзюпери, в девичестве Консуэло Сунсин-Сандоваль-Сесенья, сальвадорская писательница, журналистка и художница, вдова гватемальского дипломата, с которой он познакомился в годы жизни в Буэнос-Айресе.

Женщина, ставшая его талисманом и его проклятием. Они мучили друг друга много лет - изменяли друг другу, обманывали друг друга, однажды разбежались на год - и все-таки так и не смогли жить один без другого.

"— Напрасно я ее слушал, — доверчиво сказал он мне однажды. — Никогда не надо слушать, что говорят цветы. Надо просто смотреть на них и дышать их ароматом. Мой цветок напоил благоуханием всю мою планету, а я не умел ему радоваться".

И Пьяница, планету которого посетил Маленький принц - это, если честно, тоже часть его жизни, пусть даже в современных адаптированных изданиях их с Географом и вырезают, чтобы оградить детей от плохого.

Сложнее всего с Лисом.

Ну да, во время службы в Африке у Антуана де Сент-Экзюпери был прирученный фенёк — пустынная лисичка. Лис - точно фенёк, именно поэтому на авторских иллюстрациях у него такие большие уши.

Но это не объясняет - с кого же списан этот один из главных героев сказки, литературоведы, вон, до сих пор шумно спорят по этому поводу.

Мне лично кажется - это сам Экзюпери, который в этой книге играет сразу две роли. Есть Экзюпери-летчик, но эта роль простая. Это обычный взрослый, который пытается понять таинственного мальчишку, но у него плохо получается.

И есть Экзюпери-сказочник - Лис. Как и все Сказочники - он всеведающий друг и всепонимающий мудрец. Обратите внимание, что именно Лис произносит большинство фраз, ставших афоризмами. Именно он, например, объяснил нам, что зорко лишь сердце, а мы в ответе за тех, кого приручили.

В этой небольшой повести-сказке мудрости больше, чем в иных многотомных серьезных романах. Сказочники - настоящие сказочники - действительно видят сердцем. Видят даже то, что отчетливо проявится через много-много лет, когда на смену романтике придет прагматизм.

"У людей уже не хватает времени что-либо узнавать. Они покупают вещи готовыми в магазинах. Но ведь нет таких магазинов, где торговали бы друзьями, и потому люди больше не имеют друзей".

Кстати, о прагматизме - гонорар за "Маленького принца" Экзюпери так и не получил. По договору с издателем ему полагался процент с продаж, но сразу же после выхода книги автор решил вернуться в боевую авиацию. "Маленький принц" появился на прилавках 6 апреля 1943 года, а в конце апреля Антуан де Сент-Экзюпери уже был самым пожилым боевым летчиком "Сражающейся Франции". Которому, кстати, пришлось для этого переучиться на новую модель самолета, и едва ли не в первый раз задействовать свою всемирную славу, чтобы на пятом десятке лет добиться разрешения воевать в боевой части.

Он писал другу в июле 1944 года: «У меня забавное ремесло для моих лет. Следующий за мной по возрасту моложе меня лет на шесть. Но, разумеется, нынешнюю мою жизнь — завтрак в шесть утра, столовую, палатку или белённую известкой комнату, полёты на высоте десять тысяч метров в запретном для человека мире — я предпочитаю невыносимой алжирской праздности… Хотелось бы только, чтобы эта гнусная война кончилась прежде, чем я истаю, словно свечка в струе кислорода. У меня есть что делать и после неё».

Но ни процента с продаж, ни "после нее" - не с

Если можешь, прилетай скорей

Главной сказкой времен Второй Мировой в мире стал, как ни странно, абсолютно мирный текст, написанный, правда, военным летчиком. Эта мудрая притча об удаве, шляпе, своей планете, детстве, смерти и любви вышла в 1943 году - и практически сразу стала одной из самых популярных сказок на "планете людей".

Речь, разумеется, о сказочной повести "Маленький принц", написанный нефотогеничным человеком с длинным именем Антуан Мари Жан-Батист Роже де Сент-Экзюпери.

Обедневший потомок французских перигорских аристократов до этого никогда не писал сказок. Он вообще немного писал.

Почему?

На этот вопрос Экзюпери ответил еще в детстве. Маленький Антуан, или Тонио, как его звали в семье, школьником часто гостил у бабушки Мари, виконтессы Трико. Однажды, прочитав какое-то удачное сочинение внука, бабушка пришла в восторг и заявила: "Ты наверное будешь писателем, Тонио". На что мальчик ответил: "Нет. Прежде чем писать, нужно жить".

Их было много таких, межвоенных писателей, у которых главным романом стала их собственная жизнь - Ремарк, Селин, Хэмингуэй, Фицджеральд, Экзюпери...

Все они увлеченно писали свою биографию - любители классических шляп и длинных пальто, в ранней юности видевшие смерть на расстоянии вытянутой руки, годами сидевшие на мели, работавшие страховыми агентами или продавцами могильных надгробий, а вечерами бухавшие, как не в себя. Ну а в перерывах между запоями - переплавлявшие свою насыщенную жизнь в строчки.

Старина Хэм назвал их "потерянным поколением". Все они - англичане, немцы, французы, американцы - были чем-то похожи. Повидавшие и ангелов, и демонов, познавшие и нищету, и всемирную славу, мотавшиеся по всему земному шару, крутившие сладостные и мучительные романы с роковыми женщинами, встревавшие во все, чего нормальные люди сторонятся, проклинаемые и боготворимые у себя на родине, наблюдавшие, осмыслявшие, все понимавшие - и потому опять бухавшие, как не в себя...

Но сказок никто из них не писал.

Наверное, потому, что для сказочника главное - фантазия. И они не привыкли выдумывать. Они привыкли переплавлять в строчки увиденное. Пересказывать бывшее.

Экзюпери был плоть от плоти этой плеяды - в 4 года потерявший отца, в 17 - похоронивший единственного брата, а в 21 год отказавшийся от студенческой отсрочки и вступивший во 2-й полк истребительной авиации в Страсбурге - потому что надо жить.

Жить вполне получалось. Профессия летчика и упоение небом.

Поиски взятых в плен враждебными племенами коллег-летчиков Рена и Серра в Кап-Джуби в Африке и ежевечерние "зависания" в пропитавшихся звуками танго ночных барах аргентинской столицы. Поездка в сталинский СССР и заметка для газеты «Известия» с соболезнованиями в связи с гибелью экспериментального советского самолета «Максим Горький». Гражданская война в Испании, где его чуть не расстреляли анархисты. Пять пережитых авиакатастроф. Две литературные премии - Большая премия Французской академии и Национальная книжная премия США, - полученные в один год. Орден Почетного легиона за вклад в развитие гражданской авиации. И многое, многое другое...

Его единственная сказка получилась такой странной и такой успешной именно потому, что даже в ней он почти ничего не придумывал.

А просто сделал выжимку из своей бурной биографии.

"Маленький принц" начинается с летчика, совершившего вынужденную посадку в пустыне.

Это - конец 1935 года, ливийская пустыня. Тогда его самолет вписался в склон песчаного плоскогорья, и Антуан уже совсем поверил, что все, отлетались - но на четвертый день на умирающих от жажды пилотов наткнулись бедуины.

Родная планета Маленького принца носит название B-612 - а это в честь любимого самолета автора. Когда Сент-Экзюпери ишачил на почтовых перевозках компании Aeropostale, он летал на самолете с серийным номером А-612. В книжке астероид B-612 получился размером с небольшой самолет - как мы помним, там помещались только сам Принц, роза, три вулкана высотой по колено принцу и его кресло, чтобы смотреть на закаты.

Маленького

истки, ни известной актрисы, ни влиятельного политика, знамени феминизма.
И уже не получится. Не из-за лени или по чьей либо злой воле – а по объективным обстоятельствам. Пенять не на кого. Все честно и справедливо. Новую жизнь начинать поздно, взять на работу сорокалетнюю женщину без образования и фактически без опыта работы может только безумец.
И в этом проигрыше нет ничьей вины, кроме собственной, – все возможные сроки для самореализации она успешно проворонила. Сначала было не до карьеры, выжить бы, потом дети были маленькие, а потом, когда все более-менее наладилось, оказалось, что все уже закончилось.
Поезд ушел. Вы опоздали, извините.
Нет, она, конечно, не жалуется, по большому-то счету судьба ее сложилась вполне благополучно. Если вспомнить все те глупости, что она натворила, то все могло кончиться куда печальнее. У нее хорошая семья, неплохой достаток, любящий муж, хорошие, действительно хорошие дети – ради них одних стоило жить. Вот только растут они очень быстро – сын уже практически взрослый, скоро восемнадцать, дочь тоже скоро невестой станет. Однажды они уйдут и уйдут навсегда – жить свою жизнь.
А она останется одна, проживать этот бесконечный день сурка домохозяйки – готовка-уборка-стирка-магазины-глажка-вечерний-кофе, готовка-уборка-стирка-магазины-глажка-вечерний-кофе.
Хватит обманывать себя, тридцать семь – это почти сорок, и все отпущенное ей когда-то она уже почти растранжирила. От красоты с каждым днем остается все меньше и меньше, ум, правда, остался. И еще пришла мудрость.
Она уже давно не наивная дурочка – младший репортер с новомодной прической, она многое пережила и многое поняла. Ее ум по-прежнему остер, он впитывает окружающее, как губка, и перемалывает полученную информацию с методичностью водяной мельницы. Она знает о жизни больше, чем многие из успешных мужчин, она понимает этот мир безошибочным чутьем многое пережившей женщины.
Но зачем это домохозяйке? Кому все это надо?
Надо сказать, что наша героиня и впрямь почти не ошиблась в своих прогнозах. Она действительно осталась одна – дети выросли, а муж через несколько лет скоропостижно скончался. Все оставшиеся годы – а ей был отпущен долгий век – она прожила вдовой. И действительно так и не съехала никогда из неказистой квартирки в спальном районе с видом на парк. Правда, ей повезло с работой – она все-таки устроилась редактором в издательство, где и проработала на одном месте 25 лет, до самой пенсии.
Но этой житейской рутиной ее жизнь больше не ограничивалась.
И в тот зимний день 1944 года она неожиданно вспомнила, как однажды дочь заболела воспалением легких, лежала в постели, а она сидела рядом и рассказывала ей сказку. Вот наша почтенная домохозяйка и решила, пока лежит со сломанной ногой, записать ее.
Сказку эту, правда, в издательстве отвергли: «Слишком странная у вас история получилась». Тогда наша героиня, рассердившись, приняла участие в конкурсе на лучшую книгу для девочек, объявленном тогда еще малоизвестным издательством «Рабен и Шёгрен», и получила вторую премию за повесть «Бритт-Мари изливает душу».
После этого в 1945 году издали и ту, первую ее книгу. Это событие навсегда разделило ее жизнь на «до» и «после». Потому что книжка называлась «Пеппи Длинный-чулок», и с нее и началась всемирная слава женщины по имени Астрид Анна Эмилия Эрикссон.
По мужу — Линдгрен.
Астрид Линдгрен.
Наверное, самый великий детский писатель, которого дал миру двадцатый век.

олагать, что тогда выпало на долю нашей героини. Эти годы были очень трудными, и не только для нее, во всем мире тогда было очень тяжело. Работы не было, денег тоже. Наша девочка не отказывалась от любого приработка, хваталась за все соломинки, но в итоге лишь утопала все глубже и глубже.
Родив сына, ей пришлось признаться самой себе, что она не выплывет. И тогда ей пришлось пойти на, может быть, самое страшное для женщины – бросить своего ребенка. Отдать сына на воспитание совершенно чужим людям. Побыв с новорожденным несколько месяцев, из соседней страны она вернулась одна.
Вы, конечно, ждете рассказа о том, как герой, преодолев все тяготы и лишения, добился успеха и взлетел на немыслимую высоту. Увы, мы не кино смотрим, а слушаем историю из жизни. Д`Артаньяна, покорившего Париж, из нашей героини не вышло. Столицу она не покорила, ей всего лишь удалось там выжить, и это куда более распространенный сценарий, который проживают десять бывших отличниц из дюжины.
Никакая даже самая черная полоса не может тянуться бесконечно. Мало-помалу дела если и не наладились, то как-то утряслись. Несостоявшейся завоевательнице удалось по случаю закончить секретарские курсы. Потом в один прекрасный день ей предложили работу секретарши в местном обществе автомобилистов. Чуть встав на ноги, она забрала сына, которого теперь могла обеспечить - пусть он и жил у ее родителей.
А дальше... Дальше все было как в плохом романе.
Получив место, в 24 года наша девочка выскочила замуж. Секретарша окрутила своего шефа. Ее муж нисколько не походил на принца на белом коне, но он оказался неплохим человеком и действительно любил нашу героиню. По крайней мере, ему хватило сил и такта простить жене все глупости молодости и принять ее такой, как есть. Поэтому первое, что сделали счастливые молодожены, – это забрали ее сына у бабушки и дедушки.
Через три года она родила ему дочку, ушла с работы и занялась воспитанием детей. Бывшая бунтарка стала верной женой и прилежной домохозяйкой. Жизнь наладилась, устоялась и пошла по накатанной тысячами людей колее, с каждым днем ускоряясь все сильнее и сильнее. Годы мелькали, как верстовые столбы, одно лето сменялось другим…
Муж был на хорошем счету и постепенно продвигался по служебной лестнице. Через несколько лет они даже смогли позволить себе купить квартиру в хорошем спальном районе – небольшую, но очень уютную, с видом на парк. Муж ходил на службу, она крутилась по дому, поднимала детей. Вскоре любимый как-то погрузнел и стал выглядеть очень солидно, она тоже не молодела, но это ее не очень заботило. Все наполеоновские планы остались в прошлом, самостоятельная жизнь вообще очень быстро отрезвляет. Она была вполне счастлива незатейливостью своего бытия, а бурную молодость вспоминала, как страшный сон.
Но, как оказалось, та юная амбициозная отличница с чертиками в глазах не умерла окончательно. Какая-то ее часть спряталась внутри почтенной матери семейства и однажды дала о себе знать.
Произошло это при почти анекдотичных обстоятельствах – однажды зимой во время гололеда ничем не примечательная домохозяйка поскользнулась на тротуаре и повредила ногу. Ничего серьезного, но полежать в постели пришлось.
Лежать в постели очень приятно. Первый день. А дальше начинают одолевать мысли. Так случилось и у нашей пострадавшей – проснулись те самые бесенята и начали толкаться в ребра, задавая неприятные вопросы.
Ей уже тридцать семь. Что ее ждет впереди?
Да ничего.
Уже – ничего. Все уже кончилось.
Они с мужем так и будут жить в этой новой квартире до самой смерти. Она так и будет вставать каждый день в семь утра, готовить завтрак, провожать мужа на работу, совершать турне по магазинам, плясать вокруг кухонной плиты и вечером интересоваться у благоверного, как прошел день.
И так – все те годы, что ей еще остались.
Ей скоро сорок. Пора посмотреть правде в лицо – игру с судьбой она проиграла с безнадежным счетом. Ни один из тех авансов, что ей так щедро отсыпали в молодости, она так и не отдала. Из нее не получилось ни знаменитой журнал

Жизнь лучше обычной
Жила-была девочка – красивая и умненькая. Знаете, есть такой типаж – очень трогательные, очень правильные, с большими белыми бантами, прилежные и аккуратные, урожденные отличницы, эдакая гордость школы с косичками «крендельком».
Одна беда – жила эта девочка в какой-то несусветной провинции, в такой глуши, откуда три дня скачи – никуда не доскачешь. А девочке очень хотелось прожить большую и полную жизнь. Жизнь, полную великих свершений, чтобы весь мир узнал о ней и восхитился ее талантами.
Нет, конечно, внимания и так хватало. Окружающие девочку любили, даже восхищались ею, но… Как бы это помягче… Они, конечно, были милыми и непосредственными, все эти люди, но уж настолько провинциальными и недалекими, что быть молодцом среди этих овец было даже неприлично. И, скажем по секрету, нашей гордости школы до смерти надоело быть положительной отличницей. Этот недвижный городок достал ее до такой степени, что она готова была выкинуть что-то безумное, хлопнуть по воде так, чтобы по всему пруду круги пошли.
И затягивать с этим она не стала.
В 16 лет, едва окончив школу, она объявила себя взрослой.
Остригла свои старомодно-приличные косы и первой в городе сделала сколь же модную, столь и вызывающую прическу, шокировав всю округу.
После чего отправилась в редакцию местной газеты, где потребовала взять ее на работу, заявив, что намерена стать журналисткой. Девочка решила, что это единственная приличная работа в этом болоте, которой не стыдно заниматься продвинутой прогрессивной женщине.
В газету девочку взяли – из уважения к школьным заслугам. По одним сведениям – младшим репортером, по другим – вообще корректором. И, по большому счету, не пожалели, работать она умела всегда. Так и началась ее взрослая жизнь.
Очень скоро девочка поняла, что подвиги и слава откладываются на неопределенный срок. Прошел год, начался второй, а она так и сидела в газетке на должности младшего репортера, девочкой «подай-принеси-сбегала-бы-ты». Да и провинциальная журналистика оказалась вполне достойной окружающего мира. Попробуй-ка писать про выставку цветов, где даже участники каждый год одни и те же, вчерашнюю драку извозчиков и прочие глобальные события. Девочка быстро поняла, что может просидеть в газете до пенсии, выслужить должность репортера, но так и будет из года в год писать про ежегодные ярмарки в соседнем селе.
Но рухнувшие надежды — это было еще полбеды. Целая беда себя ждать не заставила.
В своем максималистском стремлении к свободе и независимости наша девочка зашла куда дальше, чем следовало. Однажды она поняла, что беременна. А вскоре наша бывшая отличница узнала, что на брак с отцом своего ребенка может даже не рассчитывать.
По меркам того времени родить, не будучи замужем, считалось несмываемым позором. А уж «принести в подоле» в родном патриархальном городке… Это был приговор. Несмываемое до самой смерти клеймо и на ней, и, что гораздо хуже, на ребенке.
И вот тогда наша девочка выкинула такой фортель, по сравнению с которым все предыдущие безумства были детским визгом на лужайке. Так никому ничего и не сказав, она на четвертом месяце беременности увольняется из газеты, и, собрав немногочисленные пожитки, уезжает в столицу. Отправляется покорять город, где у нее не было даже шапочных знакомых. По сути – просто бежит. Уезжает в никуда.
В декабре у нее родился сын с прочерком в графе «отец». Родился в соседней стране - там можно было не указывать имя отца. Накануне нашей девочке исполнилось восемнадцать лет.
Как она жила первые годы в чужом незнакомом городе, мы можем только предполагать, девочка не рассказывала об этом никому и никогда. Но догадаться несложно – столицы одинаковы во всех странах, они везде не верят слезам и бьют с носка. И судьба умненьких девочек без образования их интересует их очень мало. «Я очень одинока и бедна, – писала она брату. — Одинока потому, что так оно и есть, а бедна потому, что всё моё имущество состоит из одной монеты. Я очень боюсь наступающей зимы».
Еще раз повторюсь — мы можем только предп

ал.

Ну, сказка и сказка. Повести-сказки тогда вообще через раз издавались, очень популярный был жанр.

А вот впечатление, которое на меня произвел муравьевский перевод "Братства кольца" под названием "Хранители", вышедший на излете СССР в 1982 году, я не забуду никогда.

Я его прочитал много позже, и эта книга реально перепахала меня - взрослого, отслужившего армию студента. Дочитав в глубокой ночи до двух хоббитов, уплывших в лодке на верную смерть, я закрыл книгу, вышел на балкон и долго стоял в ночи, пялясь в темноту и разминая так и не зажженную сигарету.

Именно эта книга, наверное, и инфицировала во мне пожизненную любовь к фантастике.

Великим романом "Властелин колец" Толкин широко распахнул ворота полумаргинальному до этого жанру фэнтези. Жанру, который и "отменил" в итоге своего прародителя, о котором я пишу этот цикл книг - традиционную литературную сказку.

Но это уже совсем другая история, которую я расскажу в последней книге цикла. Она называется "От Маленького принца до Моховой бороды" и посвящена военным и послевоенным сказкам.